— После вашего ухода… я вел себя, как щенок! Я скулил… кричал на него, потому-что он преспокойно расхаживал со своим аппаратом, как в лаборатории… Я не понимал, не мог понять, зачем он это делает!
Через некоторое время Солтык продолжал уже спокойнее:
— Еще на Земле кто-то говорил, что Лао Цзу похож на подвергшееся закалке стекло: прозрачное, гладкое, самое обыкновенное, но кто попробует откусить, поломает зубы. Я хотел оправдаться. Он ответил мне какой-то поговоркой… Камни горели у нас под ногами, я думал, что мы расплавимся, а он… Вы знаете, какие были его первые слова, когда он очнулся в каюте? Он спросил у Чандрасекара, готовы ли результаты расчетов!
«Космократор» достиг своей крейсерской скорости. Я отошел от экранов, но старался не смотреть на Солтыка: так ему было легче. Я понимал, что слова утешения не помогут. Лао Цзу дал ему хороший урок, да еще в каких условиях! Я вспомнил о своем приключении в Мертвом Лесу…
— Если хотите, идите к нему, — сказал Солтык. — Я сменю вас. Не могу смотреть ему в глаза.
Я не заставил повторять это дважды. Когда я вошел в каюту, Тарланд как раз снимал с койки Осватича целлофановую палатку, под которой устраивали искусственную кислородную атмосферу. У больного, лежавшего высоко на подушках, щеки уже порозовели. Ученые сидели за столом, и среди них я, к величайшему своему изумлению, увидел китайца. Впервые я увидел его не в обычном темном костюме, а в длинном шелковом вишневом халате, расписанном сказочными драконами. Он был по пояс укрыт одеялом, из-под которого виднелись белые забинтованные ноги. Лао Цзу был спокоен, как всегда, но несколько бледнее обычного. Арсеньев подвинулся; я сел. Осватич только что начал рассказывать о своем приключении. В нескольких словах он обрисовал наше путешествие вокруг Белого Шара и дошел до того момента, когда я, обманутый контурами черного камня, отошел от него. По его словам, он не слышал моего оклика и потому пошел дальше. И вдруг все вокруг него исчезло.
— Мелькнули один за другим все цвета радуги — от ярко-желтого до темно-фиолетового. Мне показалось, что-то сильно пригнуло меня к земле. Я потерял равновесие, проковылял несколько шагов, и вдруг брызнул такой яркий свет, что я вынужден был закрыть глаза. А когда открыл их, то оказалось, что нахожусь внутри огромного, освещенного белым светом шара. Совершенно гладкие, выгнутые стены окружали меня со всех сторон. Я подумал, что отверстие, через которое я попал сюда, находится позади меня. Обернулся, но там не было никакого выхода, — такая же гладкая стена. Почва, на которой я стоял, была усеяна камнями. Понятно ли я объясняю? Было похоже, будто кто-то срезал нижнюю часть громадного полого шара и накрыл меня им, как муху стаканом. Я постоял под огромным шарообразным куполом у стены, а потом медленно направился, разглядывая каждый камень, к центру шара.
И вдруг произошло что-то странное. Не сделал я и четырех-пяти шагов, как выгнутая стена, к которой я приближался, стала свертываться и отступать. Еще два шага, и я стоял уже перед отвесной, совершенно плоской стеной. Я обернулся. Шар исчез; позади был непроглядный мрак. Я пошел к этой плоской светящейся стене, и чем ближе я подходил, тем выпуклей она становилась, словно ее надували сзади. Я был уже совсем близко, мог бы дотронуться до нее рукою… и вдруг увидел, что стою под стенами огромного шара, но на этот раз снаружи.
Я обежал вокруг. Он был величиной с Белый Шар, совершенно гладкий, без следов каких-либо щелей или отверстий. Сознание, что позади меня нет стен, успокоило меня. Я подумал, что теперь сумею выбраться, но когда я направился туда, в эту темноту, шар, оставшись позади меня, начал изменяться: вытянулся в высоту и ширину, разросся во все стороны и вдруг накрыл меня, так что я опять оказался внутри. Тогда я начал бегать во все стороны. Стоило мне направиться к середине, как стены передо мной раскрывались, выравнивались, сворачивали в другую сторону и превращались в выпуклый шар, окруженный глубочайшим мраком. А когда я направлялся в этот мрак, шар позади меня расширялся, становился плоским, сгибался и снова охватывал меня со всех сторон. Сначала мне казалось, что это какой-то механизм, но механизм не мог бы так вести себя. Потом я пробовал выбраться несколькими быстрыми прыжками, кидался вправо, влево, прямо, но всюду натыкался на гладкую стену.
Это слишком страшно, чтобы можно было описать. Совершенно черный, непроницаемый мрак, посредине шар, который то запирал меня, то снова выбрасывал, — я был то внутри, то снаружи, и при этом никакого намека на щель или отверстие. Куда бы я ни шел, всюду натыкался на гладкую стену. Эти огромные белые поверхности кружились у меня перед глазами, сжимались, вытягивались и то накрывали меня, то словно выплевывали. Не знаю, долго ли это продолжалось, — может быть, час. Вскоре стало невыносимо жарко. Почва под ногами пылала. Мне казалось, что мой шлем раскалился докрасна. Дышать становилось все труднее, воздух в скафандре жег, как огонь. Холодильник не действовал; задыхаясь, я упал, — кажется, ударился головой… Что было дальше, не знаю…
Осватич снова опустился на подушки.
— Вот и все. Я ничего не понимаю. Во всем этом нет ни капли смысла.
— Я бы этого не сказал, — возразил Арсеньев.
— Вы думаете, что у меня были галлюцинации?
— Ничуть не бывало. А что касается «бессмысленности» того, что вас окружало, то так мог бы сказать и муравей, попавший внутрь пишущей машинки. Мир не вращается вокруг нас. Мы случайно оказались в поле действия неизвестных нам сил.
— Хотя мы еще всего не знаем, — произнес Лао Цзу, — но то, что случилось с нашим товарищем, вполне объяснимо. Я могу ответить на вопрос, каким образом все это происходит. Но меня беспокоит, что нельзя ответить на другой вопрос: с какой целью это делается?
— Вы можете объяснить, как я попал внутрь замкнутого шара?
— Да.
— И почему я был то вне, то внутри его?
— И это тоже.
— И откуда там взялся свет, хотя вокруг была полная тьма?
— Да.
— Так говорите же!
— Ключ загадки — в двух словах, — ответил физик. — Вы были в сферическом пространстве.
Он придвинулся к столу.
— Почему мы видим какой-нибудь предмет? Только потому, что отраженные от него лучи света попадают в наш глаз. Но если все световые лучи замкнуты в ограниченном пространстве и остаются там все время, то это пространство становится для стоящего извне наблюдателя невидимым. Однако у этого наблюдателя не создается впечатления, что на этом месте находится просто черное пятно. Световые лучи либо огибают это место, либо остаются в нем. В обоих случаях сферическое пространство — настоящая «ловушка» для света — остается невидимым. Наблюдателю кажется, будто из пейзажа вырезан кусок, и края выреза непонятным образом соединены вместе. Еще у первого аппарата, на возвышенности, вы остановились, не зная, что делать, так как потеряли из виду Белый Шар. Он исчез. Так и было, не правда ли?
