- Вы снова в Париже! - воскликнул Гейне. - Прошу вас, входите.
- Я, кажется, помешал вам? - спросил Андерсен.
- О нет, - возразил Гейне. - Мы как раз находимся в вашем царстве.
Видя недоумение Андерсена, который встречался с Гейне, когда он был еще холостым, поэт объяснил ему:
- У меня и моей жены Матильды нет детей, поэтому мы их берем напрокат у наших соседей... А вот и Матильда!
И Гейне сказал ей по-французски, что это тот самый датчанин, который написал сказку "Стойкий оловянный солдатик". Матильда хорошо его знала по рассказу Гейне:
он прекрасно передавал сказки различных народов.
Не прошло и десяти минут, как Андерсен втянулся в игру с детьми, отчего шум в комнате удвоился. Гейне вернулся в кабинет. Через некоторое время он пригласил гостя к себе и прочел ему только что написанное стихотворение в его честь:
Мы пели, смеялись, и солнце сияло,
И лодку веселую морс качало,
А в лодке, беспечен, и молод, и смел,
Я с дорогими друзьями сидел.
Но лодку, беснуясь, разбили стихии,
Пловцы, оказалось, мы были плохие,
Па родине потонули друзья,
Но бурен на Сену был выброшен я.
И новых нашел я товарищей в горе,
И новое судно мы наняли вскоре,
Куда-то несет нас чужая река...
Так грустно! А родина так далека!
Мы снова поем, и смеемся мы снова,
А небо темнеет, и море сурово,
И тучами весь горизонт облегло...
Как тянет на родину! Как тяжело!
Слезы заблестели на глазах необычайно чувствительного Андерсена. Он тоже много выстрадал у себя на родине и так же тосковал, когда ему приходилось быть вдалеке от Дании. Гейне приписал на листке бумаги: "Это стихотворение, которое я пишу в альбом моего дорогого друга Андерсена, сочинено в Париже 4 мая 1843 года.
Генрих Гейне".
Андерсен бережно спрятал листок бумаги в карман сюртука.
- Это самое драгоценное из всего, что я привезу домой, - сказал Андерсен и крепко пожал руку собрату.
Мягкость и чистосердечие Андерсена располагали к себе Гейне, а его сказки всегда привлекали глубокой поэтичностью. В них оживали вещи, наделенные человеческими чувствами, характерами и мыслями. Когда-то Гейне в "Путешествии по Гарцу" писал о светлой природе сказки, умеющей все будничное и обычное сделать ярким и исполненным поэзии и красоты. Именно таким был этот датский сказочник, умевший рассказать и про оловянного солдатика, и про штопальную иглу, и про героическое сердце матери, и про розу с могилы Гомера, и про музу будущего XX века.
Оба писателя - немецкий и датский - просто и непринужденно говорили каждый о своей родине, о ее муках и радостях. Гейне сетовал на то, что вот уже двенадцать лет, как он не виделся с матерью, что в Гамбурге год назад был огромный пожар, уничтоживший целые кварталы, что тоска по отечеству будит в нем вечную тревогу, а ночные мысли не дают спать.
Гейне порылся в рукописях, нашел небольшой листок и прочитал, как всегда, тихим, ровным голосом:
Как вспомню к ночи край родной,
Покоя нет душе больной:
И сном забыться нету мочи,
И горько-горько плачут очи.
Проходят годы чередой...
С тех пор как матери родной
Нс видел я, прошло их много!
И все растет во мне тревога...
И грусть растет день ото дня.
Околдовала мать меня:
Все б думал о старушке милой,
Господь храни ее и милуй!
Как любо ей ее дитя!
Пришлет письмо. - и вижу я:
Рука дрожала, как писала,
А сердце ныло и страдало.
Забыть родную силы нет!
Прошло двенадцать долгих лет.
Двенадцать лет уж миновало,
Как мать меня не обнимала.
Андерсен с грустью смотрел на бледное, измученное лицо Гейне, на закрывающиеся глаза, на бессильно висящую левую руку. Как не похож Гейне на того молодого и стремительно-живого поэта, с которым он впервые встретился в Париже десять лет назад! На прощание Андерсен сказал поэту как-то строго и значительно:
- Вы непременно должны добиться разрешения поехать на родину. Слышите: непременно!
С тех пор Гейне называл про себя "ночными мыслями"
мечту посетить родину и даже так озаглавил стихотворение, начало которого он прочитал Андерсену.
Хлопоты не привели ни к чему. Прусское правительство наотрез отказало Гейне в разрешении на въезд. Было подтверждено, что, как только Гейне ступит на прусскую землю, он будет тотчас арестован. И все же он решил во что бы то ни стало посетить Гамбург, повидаться с матерью, устроить издательские дела с Кампе.
Пришлось добираться через Брюссель и Амстердам, а дальше в обход морским путем до Бремена. Мать просила его в письмах не ехать морем, она считала такое путешествие опасным, но еще опаснее было попасть в лапы прусским жандармам.
Двадцать первого октября 1843 года Гейне выехал из Парижа. Только теперь он почувствовал, как тяжело ему оставлять Матильду хотя бы и на короткое время. Но все его мысли были о Германии. В голове складывались строки стихов:
Прощай, чудесный французский народ,
Мои веселые братья!
От глупой тоски я бегу, чтоб скорей
Вернуться в ваши объятья.
Я даже о запахе торфа теперь
Вздыхаю не без грусти,
Об овцах в Люнебургской степи,
О репе, о капусте,
О грубости нашей, о табаке,
О пиве, пузатых бочках,
О толстых гофратах, ночных сторожах,
О розовых пасторских дочках.
И мысль увидеть старушку мать,
Признаться, давно я лелею.
Ведь скоро уже тринадцать лет,
Как мы расстались с нею.
Прощай, моя радость, моя жена,
Тебе не понять эту муку,
Я так горячо обнимаю тебя
И сам тороплю разлуку.
Жестоко терзаясь - от счастья с тобой,
От высшего счастья бегу я,
Мне воздух Германии нужно вдохнуть,
Иль я погибну, тоскуя.
Двадцать девятого октября Гейне прибыл в Гамбург.
Он с трудом узнавал город. Свыше четырех тысяч домов сгорело во время прошлогоднего пожара. Тяжелое впечатление производили торчавшие из земли обгоревшие стены, почерневшие от дыма. Дом, где жила мать Гейне, тоже сгорел; сгорели и его рукописи и книги, оставленные матери на хранение. По самое страшное было то, что изменились и люди: постарели, поблекли. Мать, всегда державшаяся прямо и гордо, превратилась в сгорбленную старушку, непривычно для него слезливую, с дрожащими руками и неверной походкой. Но и она не узнала своего любимого сына, хотя он старался скрыть от нее признаки болезни: неподвижную левую руку, закрывающиеся веки глаз, сильнейшие головные боли. Да, время шло, сестра Шарлотта из тоненькой изящной женщины превратилась в обрюзгшую толстушку, занятую только заботами о детях.
Гейне посетил Оттензен. Грустно он бродил по аллеям загородного парка в поместье дяди. Беседка, в которой когда-то Амалия зло высмеивала его стихи, развалилась, все имело запущенный вид. Старого камердинера дяди уже не было в живых. Соломон Гейне тяжело болел и почти не выходил. Банкирским делом руководил Карл.
