— Скотт Фитцджеральд, — донеслись до нее слова амебы.
Эви подумала, что тварь собралась повторить для профессора все ту же нудную речь. И ошиблась.
— Вы помогли обнаружить четверых наших собратьев. За это приносим вам благодарность. Однако ваша польза для Октала и Расы исчерпана. Мы позволяем Димитрию поступить с вами, как он сочтет нужным.
В адрес Эви прозвучала десятиминутная речь. Фитцджеральду уделили не более десяти секунд. Эви полагала, что в этом заключается некий высший смысл. Снова ее провели вокруг пальца. По всей видимости, Фитцджеральд выдал всех до единого, со всеми потрохами.
Фитцджеральд попятился прочь от ямы. Он разинул рот, но не смог произнести ни единого слова. И остервенело затряс головой.
— Нет! — наконец вырвалось у него. — После всего того… — и тут же осекся, захлебнувшись собственным криком.
Эви повернулась к профессору. Постепенно до нее стало доходить, какие мысли мелькают сейчас в голове Фитцджеральда. Его многолетняя деятельность, казалось, наконец-то достигла высшей точки, и в этот самый момент его выбрасывают за ненадобностью, словно прохудившийся чемодан.
По всей видимости, он жаждал того, что эти твари только что предложили Эви.
Эви, будь у нее такая возможность, охотно поменялась бы с ним местами. А что касается Димитрия — напичкан он этими чертовыми личинками или нет, — все-таки ей стоит рискнуть и вызвать его на поединок.
Фитцджеральд пятился до тех пор, пока не уперся спиной в бетонный конус.
— Я не позволю так со мной обращаться.
Затем он прыжком бросился на Димитрия — такой прыти Эви от него никак не ожидала. Ученый муж еще находился в воздухе, когда Димитрий, развернувшись, выпустил ему в грудь полмагазина, и ученый с глухим ударом упал ничком на гладкий бетонный пол.
Бульканье по периметру зала сделалось еще громче.
Для Эви это послужило сигналом к действию. Ей хватило той секунды, на которую Димитрий отвернулся от нее, чтобы разделаться с Фитцджеральдом. И она рискнула.
Прыжок.
Эви двигалась быстрее, чем Фитцджеральд, быстрее чем Димитрий. Набросившись на охранника сзади, Эви опустила руки ему через голову, пытаясь разорвать цепь наручников о его горло.
Но Димитрий имел прекрасную подготовку. Увидев ее руки, он в считанные секунды прижал к своему горлу дуло «Мицубиси». Запястья Эви наткнулись на твердую преграду короткого автоматного ствола, и от удара ее левое плечо, словно раскаленный клинок, вновь пронзила нестерпимая боль. Согнутым правым локтем Димитрий ударил ее в живот, отчего снова напомнили о себе старые кровоподтеки, оставшиеся после допроса Сукиоты.
Эви резко толкнула его лицом прямо на бетонный конус. Казалось, будто в левом запястье разорвалась бомба: наручники превратились в раскаленные щипцы палача.
Димитрий, отскочив от стены, снова набросился на Эви. Теперь он повернулся к ней лицом, и автомат вырвался из-под ее рук. Рука Эви соскользнула с горла Димитрия, и вместо адамова яблока ее пальцы коснулись затылка противника.
Теперь они оба стояли совсем близко друг к другу, припав к бетонному конусу. Димитрий упирался в Эви коленом, стараясь высвободить ствол автомата.
Эви взглянула вверх, туда, где из верхушки конуса вырывалось метановое пламя. Димитрий перехватил ее взгляд.
— Нет, — произнес он.
Она с силой сдавила ему шею локтями, а пальцами вцепилась в его шевелюру. От напряжения мышцы больной руки пронзила мучительная боль, в глазах потемнело. Эви хотелось либо закричать, либо грохнуться в обморок. Она предпочла первое.
В этот рывок Эви вложила все свои чувства — весь свой гнев, всю свою боль, всю свою силу, которую она только могла выжать из своих сконструированных биоинженерами мускулов. Она почувствовала, как бицепс на ее левой руке готов лопнуть, когда стокилограммовое тело оторвалось от земли. Как только ее руки коснулись венчика метанового пламени, каждый нерв в ее плече словно обнажился. Это означало очередной вывих.
Подбородок Димитрия коснулся носика горелки, и его вопль на мгновение заглушил ее собственный голос.
Эви повисла у противника на шее, опершись обеими руками о края конуса. Языки пламени лизали ему лицо. Его руки отчаянно трепыхались по обеим сторонам горелки.
Он попытался отцепить от себя руки Эви. Сквозь синевато-зеленое пламя ей было видно его лицо, и Эви, словно завороженная, не могла отвести от него глаз. Кожа на лице Димитрия покраснела, почернела и начала таять. Эви закрыла глаза.
Наконец ее противник прекратил сопротивление.
Эви потребовалось около пяти минут, чтобы высвободиться. Она стащила руки через голову Димитрия, причем это оказалось довольно болезненной процедурой — оба предплечья Эви были обожжены с внутренней стороны. От более сильного ожога Эви спасло лишь то обстоятельство, что, пытаясь высвободить руки, она потянула на себя голову Димитрия. Тот уткнулся лицом в горелку, и пламя погасло.
Как только Эви стащила закованные в наручники запястья через голову Димитрия, она тотчас соскользнула с горелки вниз и приземлилась на пятую точку рядом с убитым Фитцджеральдом. Тело Димитрия соскользнуло на пол с обратной стороны конуса.
Помещение наполнилось шипением потухшего метана.
Эви присела, прижимая руки к животу и тяжело дыша. Ее тянуло на рвоту, но в желудке у нее было пусто. Она продолжала сидеть, и единственное, что она ощущала, — это боль в обеих руках. Затем она заставила себя поднять глаза. Представители Расы оставались на своих местах. Они даже не шелохнулись и продолжали пульсировать и булькать, совершенно равнодушные к той небольшой драме, которая только что разыгралась перед ними.
— Эй, вы, вонючие червяки. Вам же это все до фени, признавайтесь.
Предводитель, восседавший на самой верхотуре спирального пандуса, снова заговорил своим занудным загробным тоном:
— Октала не касаются личные взаимоотношения туземцев. Мы оценим по достоинству твою готовность соединиться с Матерью.
Эви поднялась на ноги, прижимая к животу обе руки. Смех вырвался у нее из груди беззвучной икотой.
— Да идите вы…
Эви попятилась прочь от ямы и шипящей горелки.
— Для начала вам придется меня убить. — Она злорадно улыбалась, несмотря на охватывающий ее страх.
Ведь она проигрывала, а проигрывать было никак нельзя.
— Раса не убивает. Это удел низких видов. Она спиной наткнулась на тележку у входа.
На пандусе послышался шорох, пришельцы зашевелились. Обожженные предплечья Эви нещадно горели. Рана на левой руке открылась, и оставляла за собой кровавый след. И все же, несмотря ни на что, ее душил смех: «Офигеть можно».
