Кто-то мягко опрокинул на спину вместе со стулом, заслонил собой.
– Цела?… Потерпи, сейчас…
Айва узнала Ревина по запаху, по стремительным движениям, позавидовать которым могли хоть тигр, хоть рысь. Отчаявшись совладать с наручниками, тот просто выломал спинку, прижал девушку к себе. Рядом присел на корточки Йохан, тронул Ревина за плечо и кивнул на утопающую в темноте дверь.
Судя по всему, Йохану не очень хотелось идти туда в одиночку. Да и просто идти не очень хотелось.
– Нет! – девушка вцепилась Ревину в рукав. – Не надо!…
Тот поглядел на Йохана, спавшего с лица, на Айву, которую била крупная дрожь.
– Что там?…
Йохан покачал головой:
– Не знаю… Но пять пуль он в себе утащил…
– Не ходи!… Не ходи!… – исступленно твердила Айва и смотрела умоляющим взглядом.
Стрельба стихла. Солдаты выносили убитых и раненых. В упавшей тишине стало слышно, как разгорается, потрескивая, дерево. Дом охватывал пожар.
– Ваше высокоблагородие! – позвал молоденький офицер. – Нужно выбираться! Сгорим!…
– Уводите девушку! – велел Ревин. – Отвечаете головой!…
Очертя голову, бросаться в темноту, он не стал. Из уважения к тому, что так напугало и Айву, не страшащуюся ни Бога, ни черта, и хладнокровного, как мороженая рыба Йохана.
– Надо бы фонарь, – пробормотал юноша.
Фонари в карете имелись, но пока за ними сбегаешь, займется крыша, и станет светло и так. Ревин оторвал кусок уцелевшей гардины, намотал на обломок стула, повозил по керосину, пылающему синим.
– Вы верите в Бога, Йохан?
– Верю, – юноша покрутил револьвер.
– Тогда с Богом!…
Ревин с факелом наперевес ринулся в темный проем, готовясь ко встрече с пуленепробиваемым господином… И замер в дверях.
Следом протиснулся Йохан. Преследовать было некого и некуда. Поперек квадратной комнатенки едва ли мог вытянуться в рост человек. Ни окон, ни дверей. Не комната – кладовка. У дальней стены пустой шкаф с распахнутыми настежь дверцами, более никаких предметов. Господа внимательнейшим образом осмотрели помещение на предмет скрытых тайников или люков, ведущих в подпол или на чердак, но ничего похожего не отыскали. Прятаться здесь решительным образом было негде.
Ревин подобрал с пола какую-то тряпицу, растянул на свет. Пламя высветило пять дыр, весьма напоминающих собой пулевые отверстия.
– Гм, – покашлял Ревин. – Хорошо легли… Кучно…
Тряся колокольцами, прикатили пожарные бочки. Подгадали как раз к моменту, когда над большим залом провалилась крыша. Расчеты поглядели на ревущую стену пламени и тушить не стали. Смысл? Когда даже близко не подойти. С любопытством сгрудились вокруг мертвых, лежащих вдоль забора.
– Разойдись! Разойдись! – занервничал пехотный офицер. – Нечего тут!…
Из солдат погибло двое. Немногих ранили. Их перевязывали здесь же, при свете огня. Господ из усадьбы насчитали числом до семи. Которых застрелили, один сам пустил пулю в лоб. Выжил только генерал Видимо. Хотя, правильнее было сказать: не умер. Застрял на полпути.
Йохан склонился над полицмейстером, пощупал пульс:
– Два сквозных в грудь. Пробито легкое. До госпиталя не довезем.
Видимо дышал натужно, то и дело открывал рот, выталкивая кровавую пену. Время его на этом свете истекало.
Рядом опустился на корточки Ревин. Заглянул умирающему в глаза:
– Феликс Юлианович… Вам скоро стоять перед Всевышним… Ответьте, облегчите душу, кто был там, в доме?…
Видимо напрягся, задышал часто-часто и прошептал одними губами, не иначе, считая, что выдает страшную тайну:
– Люцифер…
И уронил голову набок. Взгляд его померк.
Ревин только и махнул рукой с досады.
– Это все объясняет…
Действительно, пойманный за руку карманник, ответит, что его надоумил нечистый. Или черт попутал. За падежом скота или засухой, опять же, стоит дьявол. А соседка, чьи куры роют огород, – ведьма, продавшая душу сатане.
– А что вы сами думаете по этому поводу, Ревин? – Йохан выглядел каким-то потерянным. Было заметно, что случившееся изрядно выбило юношу из колеи.
– Я материалист, Йохан. И в мистику ударяться не склонен. Во всяком случае, пока не подержу черта за рога… Полагаю, таинственный незнакомец, воспользовавшись суматохой, скинул свою рясу да и выскользнул темными углами. Я не удивлюсь даже, если он сейчас среди покойников… Уже в ином, более заурядном обличии…
– Но пять выстрелов в упор!…
– Пули могла принять на себя защитная рубашка из стальных пластин и войлока. Мы с вами видели такие. К тому же, вы стреляли из револьвера. Будь у вас в руках винтовка, – Ревин пожал плечами, – благополучие таинственного господина могло бы дать трещину…
Йохан потряс головой, доводы казались ему малоубедительными. Но, все же, определенный резон в них присутствовал.
– Говоря откровенно, – продолжил Ревин, – меня сейчас больше волнует иное обстоятельство. Как поделикатнее донести до начальства весть о потере семерых при исполнении жандармов во главе с главой полицейского департамента. Не могу же я, в конце концов, сказать губернатору, что генерал Видимо на поверку оказался приспешником дьявола… Полагаю, следует изобрести легенду о перестрелке с ячейкой опасных заговорщиков… И героической гибели…
– В духе времени, – скептически поджал губы Йохан. – А заговорщики предпочли виселице смерть в огне, предусмотрительно не оставив останков…
Усадьба горела до утра. К полудню солдаты отправились ворошить штыками остывшие уголья. Но не нашли ни следов обгоревшего тела, ни пулевого жилета, ни вообще чего-нибудь достойного внимания. След ветлянской чумы обрывался пожарищем заброшенного дома на окраине Царицына. Теперь оставалось только гадать, что стояло за попыткой посеять заразу в губернии. Происки ли иноземных врагов? Намерение ли подорвать доверие к властям? Или просто чья-то умственная патология? Тайну эту хранили почерневшие печные остовы. С пехотного офицера взяли подписку о неразглашении деталей операции. Под угрозой трибунала приказали забыть о событиях минувшей ночи солдатам. Правду о случившемся узнают не все.
Айва сидела в карете, укутавшись с ног до головы в шубу. Судя по покрасневшим глазам, поспать девушке не удалось. Подле на сиденье лежала фляжка с коньяком. Ревин потряс – пустая…
– Я бы предала тебя, – призналась Айва, озвучив терзавшую ее мысль. – Мать бы предала, отца, всех!… И знай, предам, когда он вернется… Бойся меня!… Сторонись!… – девушка закусила губу, блеснула слезой.
– А он вернется?
– Можешь быть уверен…
…Гребные колеса взбивали зеленую волжскую воду, сверкали на солнце мокрые лопасти. Пароход взбирался вверх по течению, чадил нещадно черным угольем из трубы и щедро освистывал редкие баржи и рыбачьи ялики. На верхней палубе под навесом, у сервированного закусками столика раскинулся в удобном кресле господин в просторном светлом костюме. Трепал лениво виноградную гроздь да любовался проплывающими мимо берегами. Мало кто признал бы в этом вальяжном господине давешнего Савку.
