Ознакомительная версия.
– Талицкий, – снаружи опять послышался голос Брэдли, – я иду к тебе!
– Зачем?
– Поговорить. Не вздумай дурить! Иду один и без оружия.
Послышались тяжелые шаги. Хрустнула ветка, попавшая под сапог. Стукнула входная дверь. Секунду спустя я увидел Брэдли. Он посмотрел на меня, сидящего на полу рядом с разбитым выстрелами окном, и недовольно поморщился:
– Можно я присяду?
– Валяй.
Марк кивнул и обвел взглядом избушку. Поставил на место поваленный табурет, смахнул с него пыль и уселся. Снял шляпу и аккуратно положил ее на стол. Достал из кармана платок и вытер со лба пот.
– Сегодня дрянная погода. Так и парит…
– Вечером пойдет дождь.
– Думаешь? – Он покосился в окно. – Может быть.
– Если хочешь, то в кофейнике есть холодный кофе.
– Нет, спасибо. – Марк прищурился и посмотрел мне в глаза. – Ты ведь не станешь в меня стрелять?
– Нет, не стану.
– Суд… – начал Брэдли, но слишком неуверенно.
– Извини, Марк, но этого не будет. Я прекрасно знаю здешнее правосудие, и меня просто вздернут. Вздернут без лишних слов и долгих разбирательств.
– Я могу…
– Марк, даже если тебе удастся договориться и меня отправят в Форт-Росс, то убьют при попытке к бегству. Ты не первый год здесь живешь.
– Я шериф Верещагина… – сказал Марк и поджал губы.
– Понимаю.
– Алекс, я не могу вот так взять и отпустить тебя на свободу.
– Мне искренне жаль, Марк, что так получилось.
Разговаривать не хотелось, да и не о чем. Даже если Брэдли и подозревает, что заварушка началась не просто так, он не может взять и уйти, оставив меня на свободе. Его не только выгонят со службы, но могут и под суд отдать. С этими делами здесь не шутят.
– Это очередная… – он сделал небольшую паузу, – операция Ростовского?
– Извини, Марк, я не буду отвечать.
– Закурим? – вздохнул он.
– Пожалуй.
– Ты хорошо подумал? – спросил Брэдли после нескольких минут молчания.
– Да.
– И ты не согласишься выйти со мной?
– Нет, – я покачал головой. – Незачем. Извини.
– Я шериф Верещагина… Обязан тебя арестовать.
Он говорил это с такой горечью, что на мгновение мне стало не по себе. Жалость? Да, это была жалость. Мне стало искренне жаль моего старого друга, который сидел напротив меня и не мог сделать выбор между долгом и дружбой. Это тяжелый выбор. Очень тяжелый. Не дай вам бог оказаться в таком тупике. Тупик? Нет, пожалуй, это даже хуже. Из этого тупика нет выхода. Обратно не повернешь. Жизнь не похожа на театральные подмостки, и эту пьесу нам не переиграть.
– Тогда уходи, – предложил я.
– Что?
– Уходи и дай несколько минут, чтобы вспомнить все хорошее, что было в этой жизни.
– Что же нам делать, Алекс? – тяжело вздохнув, спросил он.
– Ничего. Отдашь приказ штурмовать.
– Это твое окончательное решение?
– Да. Только не лезь вперед – я не хочу стрелять в друга.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Будь осторожен.
Брэдли поднялся и посмотрел на меня. Дернул щекой и провел по ней рукой, будто хотел скрыть эти невольные эмоции. Взял шляпу, кивнул и вышел. Без слов. Он был прав – все уже сказано.
Неожиданно в памяти всплыли слова одного из «часовщиков», с которым я сталкивался в своих путешествиях: «Талицкий, этот мир разумен! Он выбирает одного человека из сотни тысяч живущих в других мирах и берет его себе. Мы никогда не узнаем о причинах этого феномена. Нам приходится с этим мириться. Все остальные путешественники между мирами пройдут через тяжелые испытания, чтобы заслужить право остаться, но это не значит, что им будет позволено это сделать!» Он был прав, этот «часовщик» – молодой и крепкий парень, в неизменном котелке, с очками-консервами на тулье.
Как бы там ни было, но каждая мелочь в нашей жизни имеет определенный смысл. Этот мир и правда разумен! Он позволяет нам жить, любить и умирать. Любая наша удача или поражение важны для мира-призрака. Каждый наш шаг. Каждый вздох. Даже если он станет последним. Главное – нельзя быть равнодушным. Нигде и никогда. В любом мире.
И вдруг я понял эту последнюю фразу Марка. Она промелькнула в мозгу ослепительной вспышкой и ударила по вискам такой болью, что я оскалился. Марк Брэдли не отдаст приказ на штурм. Наоборот – он сделает все, чтобы увести своих людей и дать мне шанс уйти. Я слишком хорошо его знаю. Слишком большая жертва. Так нельзя.
За окнами шумел сосновый бор, пронизанный янтарными лучами солнца. Красноголовый дятел выдал барабанную дробь. Пискнула пролетающая пичуга. Хорошее место. Благостное. В таком месте хорошо жить, расстворясь в этой величественной красоте и покое. Значит… Значит, и умирать будет легко.
– Марк! – крикнул я. – Ты меня слышишь?
– Да, Алекс!
– Не стреляйте… – В горле встал ком. – Выхожу.
Выбросил в окно винтовку. Следом за ней отправились револьвер и нож. Обвел взглядом избушку и усмехнулся. Это было хорошее время, Александр Талицкий. Чертовски хорошее время! Жаль, что оно закончилось, а мое настоящее на глазах превращалось в историю.
Что было потом? Открыл дверь и даже не услышал выстрела. Небо вдруг завертелось и опрокинулось навзничь. Не видел застывшего от неожиданности Марка Брэдли, который не верил своим глазам. Не видел стрелка, который ослушался приказа и выстрелил. Пуля ударила в грудь, но мне не было больно. Почти не было… Я знал, на что шел. Умирать, как и жить, надо легко.
Это был один из множества московских двориков, утопающих в летней жаре и духоте столичных улиц. Резкие запахи бензина, выхлопных газов и плавящегося асфальта. Человек сделал несколько шагов, но вдруг почувствовал резкую боль в груди и остановился. Такую резкую, что он даже скривился: ведь никогда не жаловался на здоровье! Будто что-то сильно ударило его по сердцу. Наотмашь.
Предчувствие? Может быть…
Мужчина обернулся, и взгляд зацепился за скомканный клочок бумаги, лежащий рядом с мусорным ящиком – тот самый, с грубой фактурой и слегка желтоватым отливом. Нет, это бред! Какая злая и нелепая шутка! Он поморщился – боль медленно растекалась по груди, заполняя душу непонятным чувством тревоги. Словно плеснули расплавленным свинцом. Поджав губы, несколько секунд смотрел на бумажный шарик, а потом достал из кармана телефон:
– Малыш? Подожди меня, хорошо? Никуда не уезжай. Скоро буду. Я тоже тебя люблю.
Он убрал телефон в карман и вздохнул с неожиданным облегчением. Улыбнулся своим мыслям. Боль вдруг ушла, и мужчина направился к дороге, где рядом с магазином стоял припаркованный лимузин с затемненными стеклами. Окинув машину равнодушным взглядом, он прошел мимо, даже не подозревая, что две пары внимательных глаз наблюдали за ним из салона.
Ознакомительная версия.
