Вернувшись домой, я нашел свою хижину тихой, спокойной и темной, но Федор, зная мои привычки, оставил гореть несколько ламп. Сейчас я стоял у спинки своей кровати, передо мной находилась Хани, одетая в саронг. Она отвернулась от меня и в ожидании опустила руки вдоль туловища. Я провел рукой по се длинным черным волосам, по спине, ощутив под пальцами немного жестковатые пряди. Девушка слегка наклонилась, нажимая телом на руку.
Путешествие с Земли заняло четыре недели, плюс пересадка в двух пунктах. Я провел эти ночи в одиночестве, думая о… Черт, думая о всем подряд: об Алике, снова и снова проигрывал в памяти сцену смерти Марша.
Каждую ночь перед моими глазами вставала Алике. Частенько я просыпался среди ночи, чувствуя семя, извергнувшееся на живот или в скомканную простынь.
Хватит об этом. Хани отбросила волосы на лицо, открывая тонкую, длинную шею. Я сбросил саронг c ее плеч, и тот упал к ее ногам. Здесь у меня было все, что нужно, что требовалось, что я хотел.
Я легонько подтолкнул девушку, она упала на кровать и удобно устроилась на матрасе. Лежа без движения, Хани раздвинула ноги, ее голова была опущена и склонена набок.
Взобравшись на маленькую девушку, я выпрямился во всю длину на ее спине, скользнул руками вдоль туловища вниз, к ее лону, затем сразу вошел в нее.
Дыхание Хани от тяжести моего тела слегка участилось.
— Привет, Хани, — пробормотал я в волосы.
Она прошептала: — Добро пожаловать домой, Ати. — Это имя девушка научилась произносить в самый первый день своего пребывания. Повернув голову, она поцеловала меня: — Мы скучали по тебе.
И все началось сначала.
* * *
Позднее наложница сидела в ногах кровати, скрестив ноги, глядя на меня. Я мог с уверенностью сказать, что она устала, хочет спать. Девушка моргала стеклянными глазами, губы казались немного припухшими, а тусклый свет высвечивал влажные полосы на ее коже.
Но это ее работа, и рабыня обязана подчиняться, пока этого хочет хозяин.
Я спросил:
— А Майра и Дженис оскорбились, узнав, что ты — моя любимица?
Сдвинув брови, она не изменила, однако, выражение своего лица. Только легкое подрагивание ресниц, словно девушка намеревалась заговорить, выдавало ее чувства. Но Хани скорее умрет, чем скажет.
— Мы хорошие друзья и находимся здесь, чтобы ублажать тебя.
Да, спрашивать бесполезно.
— Ты не обижаешься, что я слишком часто беру тебя в постель?
У нее в лице мелькнуло выражение ужаса, очень тщательно скрываемое. Наверно, она думает, что сделала что-то не так, и я начал подозревать…
— Если ты хочешь, чтобы я что-нибудь сделала для тебя… — начала было наложница, и, протянув руку, положила ее на мой живот, пытаясь догадаться, чего я хочу. Она наклонилась и посмотрела на низ живота, желая, наверно, вытереть мое влажное тело салфеткой.
— Я хочу, чтобы ты просто поговорила со мной, Хани, только и всего.
Девушка уставилась на меня не мигая, сузив глаза так, что я едва видел их блеск. Наконец она произнесла:
— Некоторые из наложниц рассказывают, что их хозяева любят поговорить. А ты обычно разговариваешь с Марджи и Федором, — девушка запнулась, с трудом проглотила комок и отвернулась. — Но если ты хочешь, я постараюсь…
«Хозяева… Черт возьми, но чего же ты ожидал, ослиная задница?» Я улыбнулся, похлопал по кровати рядом с собой, взбил для нее подушку и сказал: — Давай, Хани, поспи.
После этого, мне кажется, она облегченно вздохнула.
Пришло время привыкать к новой планете, начинать тренировки под коричнево-золотыми небесами, подернутыми тонкими медными облаками. Я маршировал по пыли с солдатами: ветеранами и новобранцами, показывая, из какого материала я сделан, потому что уважение подчиненных зарабатывается, а не передается по наследству или покупается.
К моему вящему удовольствию, Соланж удалось вырвать Кэти Ли Мендозу из моего бывшего соединения и перевести на Карсваао в качестве полкового старшего хавильдара. Мы, довольные друг другом, шагали по плацу под выбранную ею песню.
Меня до предела удивило огромное количество непристойных куплетов к старой доброй «Мадмуазели»: казалось, что большинство из них я знал. Но Кэти Ли переплюнула меня на добрую сотню, а ее соленые «провансальские» вирши, будучи переведенными, бросили меня в краску.
Я показывал новичкам, как стрелять прямой наводкой, не мучаясь с наведением, всякими расчетами траектории и угла падения. Далее шли полевая стрельба, боевая стрельба. Я научил своих молодцов, как спасать задницы в жестоком бою, потому что не всегда их противниками будут воины железного века.
Потом заставил Соланж и Кэти Ли сразиться врукопашную, чтобы продемонстрировать, увы, ограниченные способности боевого скафандра; немного поборолся сам, не забывая, однако, о достоинстве командира и о правилах тренировки. Какой-то огромный монгол как следует наподдал мне под задницу, а после до того испугался, что пришлось везти его в городишко и отпаивать там пивом.
Через некоторое время новобранцы начали следовать моим инструкциям и рекомендациям, не без вопросов, конечно, но зато с живостью и похвальной бодростью: «Эй, ребята, доверьтесь старику, он знает, что делает, доверьтесь мне, и когда придет время, вы выйдите живыми из страшного боя! Надеюсь, что смогу это сделать».
Господи, как я был рад в тот день, когда Федор пришил мне шестую нашивку — знак отличия за двадцать четыре полных года службы. Мужчины и женщины-солдаты пожимали мне руку, отдавали честь.
Я вдруг осознал, что знаю каждого из них по имени и в лицо, знаю, что они чувствуют, что любят пить и кто их наложницы…
Сколько раз я сиживал с ними в прокуренных барах и пил пиво, смеялся, пел и почти забыл, что когда-то ездил домой в отпуск и притворялся, что вновь влюбился.
* * *
Стоя в отсеке большого звездолета, я быстро натянул боевой скафандр, проверил, чтобы все его части были запрограммированы правильно и исправно функционировали. Когда надеваешь скафандр, берешь в руки оружие, то в бою ты или выиграешь, оставшись в живых и уничтожив врага, или погибнешь.
Такие вещи происходят с солдатами сплошь и рядом.
Наше судно являлось транспортным звездолетом, своего рода космическим извозчиком. Оно представляло собой гладкий, сверкающий цилиндр размером с большой астероид с концентрическими чащами вокруг пустого ядра-основания. Его служебная площадка была достаточно велика для того, чтобы принять там боевую ракету повелителей — черная, гладкая поверхность, тянущаяся на многие километры.
