— Ты прав, — ответил он наконец. — По-своему ты тоже колдун. Я понял это вчера на концерте. — Он смял в пепельнице докуренную до половины сигарету и добавил: — А я не узнал тебя; правда, прошло уже столько лет с тех пор, как мы расстались…
— Но ты ведь знал, что я живу в этом же городе!.. Действительно, если бы я не встретил тебя вчера на концерте и сегодня не пришел к тебе… Кстати, ты хотел показать мне что-то интересное.
Аурел Кришан словно не слышал его.
— Так, значит, ты пианист… гм! Н довольствуешься тем, что исполняешь музыку? Ты никогда не сочинял сам?
— Сочинять? — Поэнару снова улыбнулся. — Я пробовал; все музыканты пробуют.
Инженер с отверткой в руке снова хлопотал у аппарата.
— Я люблю музыку, хотя в сущности я не меломан. — Он положил отвертку на стол и пристально поглядел на своего друга. — Особенно мне нравится «Кастильская серенада» Пабло Суареса; я мог бы слушать ее целыми часами…
— «Кастильская серенада»? — Пианист призадумался на минуту. — Не знаю, напомни, возьми несколько аккордов.
Инженер в свою очередь улыбнулся:
— Не решусь; я умею слушать, но не играть.
Он подошел к аппаратам, громоздившимся на столике в углу комнаты.
— Поскольку речь зашла о музыке, я хочу показать тебе один из моих приборов; уверен, что он тебя заинтересует. Это мое последнее изобретение, и не удивительно, если оно найдет применение только в твоей области. Собственно, я и пригласил тебя именно затем, чтобы показать…
Пианист подошел: ему было интересно, хотя он не мог ничего понять в хитросплетении катушек, сопротивлений, конденсаторов, транзисторов, ламп, причудливых стеклянных трубок и других бесчисленных деталей, соединенных между собой путаницей разноцветных проводов.
— Не буду докучать тебе специальными объяснениями, но кое-что сказать все-таки нужно. Этот аппарат предназначен для того, чтобы слушать, — он вполне может заменить ухо. Ты знаешь, конечно, что у наших органов чувств есть специальные центры в мозгу… Нет, не пугайся: я не собираюсь читать тебе лекцию по анатомии и физиологии нервной деятельности; хочу только напомнить, что на эти центры можно воздействовать и другими способами, кроме обычных, вызывая или изменяя специфические ощущения. Резкая боль, удар, особенно по темени, вызывают ощущение световой вспышки, когда «искры сыплются из глаз»; человеку, отравленному сантонином, все кажется фиолетовым, так как это вещество действует на зрительные центры…
Так вот, я нашел способ воздействовать на слуховые центры через осязание. Погоди, не спеши; делать замечания будешь после. Сначала я докажу тебе, что говорю сущую правду. Ну-ка, садись сюда. Теперь положи руки на эту пластину, вот так… ладони плотно прижаты, пальцы вытянуты… хорошо! Любуешься узором? Пластина неоднородна: она состоит из множества шестиугольных ячеек. Теперь включим аппарат; будь внимателен и говори мне, что услышишь.
С этими словами инженер нажал тумблер. Скорее от изумления, чем от неприятного ощущения, пианист тотчас же отдернул руки.
— Не снимай рук, Дорин, и говори мне обо всем, что слышишь. Не бойся, оно не кусается.
Поколебавшись немного, пианист снова положил руки на пластину прибора.
— Ну? Ты слышишь что-нибудь?
— Да, вальс из «Коппелии», исполняемый на рояле. Дорин Поэнару приподнял одну руку, потом другую, потом положил их снова, стараясь понять, каким образом он слышит музыку, прикасаясь ладонями к пластине.
— Можно прикасаться где угодно, «слышать» будет только акустический аппарат. — Инженер протянул Дорину кусок воска, который уже несколько минут разминал в пальцах. — Вот, заткни себе уши.
Пианист пожал плечами и взял воск.
— Попробую…
Он никогда еще не затыкал себе ушей воском, так что не очень доверял своему умению; но, сверх всякого ожидания, это ему удалось.
— Действительно, я ничего не слышу!
Он снова сел и, вытянув пальцы, прижал к пластине руки.
— А теперь я слышу «Балладу» Чиприана Порумбеску в скрипичном исполнении…
По движению губ он видел, что его друг что-то говорит.
— Я не слышу. Погоди, выну воск из ушей.
С помощью Кришана он проделал это очень быстро.
— Замечательно, Аурел! Этим аппаратом смогут пользоваться и глухие?
— Если у них нет серьезных повреждений слухового центра в мозгу, то да.
— Значит, ограничения есть?..
— Э, в сравнении с тем, что было до сих пор… Подумай: слуховые протезы, какими бы совершенными они ни были, помогают только тем, у кого пониженный слух: они усиливают звук и приближают его к воспринимающему органу; а с моим аппаратом можно обойтись совсем без ушей и без слухового нерва. Разве это не прогресс?
Положив руки на пластинку аппарата, глядя куда-то вдаль, Поэнару глубоко задумался, а инженер внимательно наблюдал за ним.
— Ну?
Пианист даже вздрогнул.
— Сейчас исполняют «Вечернюю звезду».
— И как, тебе нравится?
— Гм! Разве об этом скажешь! Но все-таки я не понимаю: я думал, что органы чувств отвечают на специфические раздражители…
— Обычно так и бывает, но может случиться иначе; доказательство — неадекватные раздражители.
— Ах, да! Кажется, ты приводил два примера…
— Я мог бы привести и двадцать два. Знаешь ли ты, что нервные окончания в коже чувствительны к свету и звуку? Но нервный ток, возникающий при этом, слишком слаб и никогда не достигает порога ощущения. Так вот, по крайней мере в отношении звука, мне удалось усилить его; получился искусственный нервный ток, бегущий по нервам, как по проводам…
— Искусственный нервный ток? Но я слышал…
— Ты ничего не мог слышать; я говорю о потоке нейротропных ионов со специфическим сродством к слуховым центрам мозга. Если ты меня понял…
— Ты обещал не надоедать мне техническими подробностями!
Инженер расхохотался.
— Но ты ведь сам хотел знать…
— Послушай, на сегодня с меня довольно теорий; я предпочитаю что-нибудь практическое.
Больше двух часов занимались друзья необычайным прибором — изобретением Аурела Кришана. Инженер проводил различные испытания, требуя от Поэнару, чтобы тот рассказывал или напевал все, что услышит «через пальцы». Эта игра захватила их настолько, что они забыли о времени; только когда инженер зажег свет, пианист увидел, что уже настали сумерки.
— Я должен идти, Аурел. — Он снова взглянул на аппарат и добавил: — Знаешь, твое изобретение очень заинтересовало меня. Это не удивительно: ведь мое искусство обращается к человеку с помощью звука. Возможность проникнуть в глубину души слушателя, обогатить его чувства эмоциями, ранее для него недоступными, передать ему то, что выражает музыка Бетховена и Баха, Чайковского и Шопена… что может быть чудеснее? Ты позволишь мне время от времени навещать тебя?
