А Сергей таковым никогда не считал себя даже при потреблении алкоголя в той жизни. Не будет считать и в этом. Он всегда с легким уважением и с большой любовью относился к собственной личности. Еще из школьных времен он хорошо усвоил уроки учительницы русского языка и литературы, которая называла такое отношение к самому себе разумным эгоизмом. Человек, который любит и уважает свое имя, тело и душу даже смотрится красиво и уверенно. К такому положению Сергей стремился в любых ситуациях. Даже в самокритике некоторых своих неблаговидных поступков старался оправдать себя, выискивая в них оправдательные моменты. Потому-то сейчас Евгений и не узнал так быстро в нем того преступника, который так неожиданно и парадоксально вывернулся от неотвратимого обвинения.
— А самостоятельно напрячь мозги, не попробуешь? — иронично поинтересовался Сергей, слегка разворачиваясь боком к следователю, выставляя на обозрение свой анфас и профиль.
— Подозрения есть, но вот допустить такую наглость с твоей стороны трудновато, — в глазах Евгения блеснуло легкое удивление и злость. Он уже признавал нахального старого знакомого, который и стал главной причиной затянувшейся депрессии после сногсшибательных разборок в прокуратуре. — Дело ты завалил классно. До сих пор никто не может разобраться в твоем фокусе. Не знаешь даже, как и восторгаться.
— Спасибо за комплименты, — усмехнулся Сергей, но сочувствовать страдающему депрессией следователю как-то не желал. Солидному человеку негоже так низко опускаться от мелких производственных неудач. Для того и существует работа, чтобы за нее кроме денег еще и дыни получать в адекватное место.
— А я и не собираюсь тебя расхваливать. У меня принцип, как у Жеглова: "Вор должен сидеть в тюрьме". Только ты так основательно развалил следствие, что у меня шансов не осталось ни на йоту. Вот только правду скажи, как спится после всего? Душа не болит, не мучает совесть? Ведь я остался все равно при своих.
— А чего это мне совестью болеть? — возразил Сергей. — С совестью я в ладах.
— Только не надо мне впаривать о полной своей невиновности. Пока еще не совсем с катушек слетел, — Евгений сделал еще одну попытку ухватиться за свой стакан с водкой, но Сергей вновь ему воспрепятствовал, отодвигая стакан на недосягаемое расстояние.
— Договорим в трезвом состоянии. Успеешь свою водку допить уже без меня. Иначе потом нашу встречу воспримешь, как нежелательные глюки. Сначала попытаюсь объяснить некоторые моменты.
— А все равно ты виноват. Я отлично помню наш первый день встречи, когда пел ты соловьем без запинки. Все, как на духу расписал, боясь даже запятую пропустить, как старался. Вот потом уже этот старый хрыч, адвокатишка за мамины деньги переписал партитуру, и ты уже запел под его диктовку и аккомпанемент. И славно так запел. Без фальши, словно невинный ягненок, несправедливо волками обиженный. Ох, и какой же способный ученик из тебя получился, старательный и талантливый.
— А идею о моей действительной невиновности рассматривать даже не пытался? Так все легче оправдывается.
— И не пытался, и сейчас даже не думаю. Одного понять не в состоянии, как у тебя все настолько идеально вышло с полной подменой всех всевозможных улик. Ну, ладно, мне уже не тягаться с тобой, и обратного хода дать не сумею, но вот без свидетелей и один на один можешь мне сказать? Все равно следствие не возобновить, а мне понятней станет, да и ты душу облегчишь. Не зря ведь остановился, подошел.
Смотрел Евгений в глаза Сергею зло, но уже не требовательно, а с просьбой и мольбой, словно сейчас его признания помогут самому поверить в свои силы и восстановить веру в правильности тех следственных действий, что заставили выступить на суде с обвинением в преступлении. Он уверено довел дело до суда.
— А поверишь?
— Правде поверю, а лгать начнешь, изворачиваться, сразу пошлю подальше, и слушать не пожелаю.
— Ладно, Женя, слушай и запоминай, но только сразу не посылай, хотя и желание нестерпимое возникнет. А в начале моего рассказа оно возникнет обязательно. И знаешь, почему я в этом уверен? Потому что и сам на твоем месте в такую белиберду поверить не смог бы. Даже не знаю, но ведь всегда и каждому, кажется, что на чужом месте проще и удобней быть. Любим мы побывать в уютной обстановке на чужом месте, когда и холод, и голод, и боль лишь гипотетичные. Тогда и варианты поведения вымышлять удобно, и предполагать всевозможные свои поступки. Вот только оказавшись в собственной шкуре, почему-то забываем о тех героических измышлениях. Потому по-иному и говорим, и другое чувствуем, и творим не так, как мечтали.
— Налить? Чтобы речь внятней и доступней была, — схватился правой рукой Евгений за бутылку, но Сергей решил окончательно прекратить его попытки со спаиванием собеседника, и, отняв бутылку, чем даже поразил следователя, убрал ее за соседний столик. — Просто городишь ты огород, неподдающийся осознанию.
— Подальше от соблазнов. Вполне допускаю, что после моих признаний у тебя исчезнет надолго желание напиться до чертиков. Или наоборот пожелаешь выключиться.
— Хорошо, уговорил, но тогда еще по одной чашечке кофе. Ради такого момента я сам принесу. Уж больно случай уникальный. Вот только ты ответь, — расставляя чашки с дымящим напитком, говорил Евгений. — Ты и в самом деле в такой глухой завязке? С трудом верится, но сам факт передо мной. Ты даже на того подонка ну совершенно не похож. Ничего, что я так не совсем ласково обозвал?
— Почему я должен обижаться. Даже за комплимент принимаю. Высказал по такому поводу похвалу, что я изменился в лучшую сторону. Доброе слово и кошке приятно, а мне уж и подавно.
— Ну, ладно, хватит расшаркиваться друг перед другом, как девицы, что наряды подруги хвалят, а кукиш в кармане держат. Делись своими раскаяниями. Чего твердо обещаю, так слушать буду предельно внимательно, и перебивать, не собираюсь.
Сергей вернул бутылку с водкой на стол, налил с полстакана Евгению и поставил рядом с его чашкой кофе.
— Если у тебя возникнет желание дать мне в морду за галиматью, что я сейчас понесу, то уж лучше примешь это успокоительно и дослушаешь до конца. Вполне вероятно, что уже к завершению моего рассказа ты хоть частично будешь доверять мне и, допускаю, что поверишь в эту абсолютно невероятную фантастическую историю.
— Заинтриговал. Признаюсь, что получилось у тебя без особого труда. Обещаю, что сумею удержать себя в руках хотя бы до завершения всех твоих басенок.
— Мне твой оптимистический настрой по душе. Одно вбей себе в голову и учитывай при прослушивании, что перед тобой вовсе не тот слюнтяй и подонок, что лебезил и плел ахинею в камере. Я вполне способен противостоять и физически, и морально.
