– Сеньор Пераль? Дон Диего?!
Фонарь слепил глаза, мешал рассмотреть незнакомца.
– Так точно, – мастер-сержант Пераль принял очередное ведро.
– Капитан Барраха. Кастурийский пехотный, командир второй роты. Вспомнили?
Человек поднял фонарь выше, отвел в сторону, давая рассмотреть свое лицо. Все верно, капитан Барраха. После войны встречались в Эскалоне, на отцовском спектакле. Барраха говорил, что он – завзятый театрал.
Это не имело значения.
– Так точно, сеньор капитан. Я вас помню.
– Какими судьбами? Давно здесь?
– Только что прибыл, – Диего отправил ведро дальше.
Фонарь в руке капитана качнулся, и Барраха потрясенно охнул:
– Донья Энкарна? А врали, будто вы…
Диего глянул поверх ведра.
– Ястреб, – сказала Карни. – Что же ты плачешь, мой ястреб?
– А ты? – спросил маэстро.
Карни пожала плечами:
– Мне можно. Я – женщина…
Диего принял у нее очередное ведро, передал Якатлю.
– Дома, – сказала Карни. – Мы дома.
– Да, – согласился маэстро. – Мы дома.
– В наших постановках герой всегда остается жив.
– Герои, – поправил маэстро.
– В последнюю минуту объявляется король. Как полагается монарху, он разрубает все узлы. Но если в конфликте пьесы участвуют высочайшие особы? Кто тогда разрешит конфликт?
– Бог, – ответил Диего Пераль. – Господь – опора наша среди бури.
– Думаешь?
– Я в этом убежден.
Они стояли в круге света от фонаря капитана, как на сцене.
– Не задерживай! – закричали дальше по цепочке. – Ведра давай!
IIIПожалуй, комедиограф Луис Пераль, прежде чем оформить черновик благородными стихами, изобразил бы этот диалог так:
Дон Фернан: А будет так.
У него начинает дрожать подбородок. Это случается у глубоких стариков, и еще у людей, борющихся с рыданиями или смехом – двумя врагами, грозящими опрокинуть их в истерику. Подбородок у дона Фернана впервые начал трястись самым неподобающим образом, когда, вернувшись в Бравильянку, он столкнулся с доньей Энкарной лицом к лицу. В остальном маркиз де Кастельбро ведет себя достойно, чтоб не сказать сухо. К чести его, дон Фернан в присутствии сестры даже не пытается прикрыться Пшедерецким, у которого сестры не было.
Карни в кабинете нет. Служанки увели ее мыться и спать. Но подбородок маркиза, слабовольный предатель, выдает своего хозяина всякий раз, когда дон Фернан вспоминает о сестре.
Дон Фернан: В Бравильянке около ста тысяч человек. Это включая раненых, больных – в городе холера – и окрестных жителей, сбежавшихся под защиту стен.
Диего: Средства для обороны?
Дон Фернан улыбается. Он ждал этого вопроса и знал, кто его задаст. Глубоко утонув в кресле, практически лежа, с ногой в громоздком лубке, пристроенной на ореховой кушетке, маркиз выглядит кем угодно, но только не рыцарем-победителем.
Дон Фернан: Сто шестьдесят орудий, сеньор Пераль. Две сотни кавалерии. Тридцать тысяч пехоты. Дюжина канонерских лодок.
Диего: Какими силами ведет осаду Лефевр?
Дон Фернан: Третьим и пятым корпусом. В общей сложности, тридцать шесть тысяч солдат.
Пробус: Чудненько! Голуби мои, это ведь чудненько, правда?
Единственный из колланта, присутствующий на совете, Пробус сидит в углу с видом человека, которого внезапно лишили смысла жизни. Жил человек, и дальше живет, только не знает: ликовать ему или биться головой об стенку?
Пробус: Что же вы молчите? Силы, считай, равны…
Диего (в круге света. Никто, в том числе Пробус, его не слышит): Солдаты. У Лефевра тридцать шесть тысяч солдат. У маркиза тридцать тысяч пехоты. Из них две трети, если не больше – добровольцы, новобранцы, крестьяне ближайших деревень. Силы равны? Лефевр их с кашей съест.
Пшедерецкий (Пробусу): Помолчали бы! Кто нам люнет разнес, а? К чертям, понимаешь, собачьим… Горячая посадка? Хорошо, что вы – не антис. Антис бы от Бравильянки мокрого места… На Лефевра работаете? Расстреляю!
Пробус (покаянно разводит руками): Золотые слова! Хорошо, что мы не антис. Выставьте счет за люнетик, начальство оплатит. Душевно извиняемся, летели без мозгов, садились наудачу. Бац! Пожар, кошмар, ведра эти тяжеленные…
Повисает тяжелая, неприятная тишина.
Дон Фернан: День, два, и Лефевр наведет мост через Эрраби. Я имею в виду, мост выше города. (Он глядит в окно, во тьму ночи, словно провидит будущее. О Пробусе он уже забыл, а может, и о разрушенном люнете). Монастыри превратятся в казармы. Пушки встанут не на холмах, а на берегу. Я ничем не могу помешать этому. Лефевр закладывает три параллели для решающего штурма, а мне остается только грызть ногти.
Джессика: Эвакуация. Вы ранены, вы должны срочно эвакуироваться из Бравильянки. Никто не осудит вас, вы сделали все, что в ваших силах.
Пшедерецкий (делает вид, что не расслышал): На осадные работы мы кладем пять дней. В стенах будут сделаны бреши, после этого начнется штурм тремя колоннами. На следующий день бой продолжится внутри города.
Со стороны может сложиться впечатление, что Антон Пшедерецкий обсуждает с тренерской группой план намеченного поединка. Он говорит с чужих слов, но видно, что Пшедерецкий уверен в обрисованных им перспективах, как если бы сам рассчитал их до последней мелочи.
Диего: Это не ваш план.
Пшедерецкий: Да, не мой. Это план полковника Агилара, и я ему верю. А вы?
Диего: Я тоже.
Он прислоняется к стене, закрытой гобеленом. Тканый единорог, встав на дыбы, грозит разможить маэстро голову острыми копытами.
Диего (в круге света. Никто его не слышит): Валяй, зверь. Я и пальцем не пошевелю, чтобы тебе помешать. Все, что должно было произойти, уже произошло. Все, что не должно было произойти, произошло. Я ни о чем не хочу думать. Не хочу выяснять: как, откуда, почему? Если я задумаюсь, чудо упорхнет. Луна станет свечой, дом – картоном и мешковиной, кровь – клюквенным соком. Мысль и действие едины, мысль без действия пагубна. Бей, зверь! Зачем мне голова?!
Дон Фернан: Рад, что наши мнения сошлись.
Диего: Вы сдадитесь?
Дон Фернан (ворочается, устраивается поудобнее): Не сразу. Полагаю, дело затянется. Лефевр не любит больших потерь. Он станет вести правильные, академические подступы: от ворот к бульвару Грасиа. Дома обрушат минами или возьмут штурмом. Полковник утверждает, что начнется атака и с левого берега, но вряд ли энергичная.
Диего: Лефевр вынудит вас биться на два фронта.
Дон Фернан: Без вариантов. Неделя, и он продвинется за бульвар. Проклятье! Я съем собственную шляпу, если не заставлю Лефевра драться в городе минимум двадцать дней! Для меня, сеньоры, это дело чести. Впрочем, когда генерал захватит университет, а атакующие с левого берега войдут в предместье Блезар…
