– Любопытство не порок, господин Акелла. Что же касается «связанный, как баран, голый, как червь»… Претензии не по адресу. Не я себя вязал, не я раздевался. Так уродливо твои дружки меня переплели. А ваши девочки явно страдают от отсутствия мужского внимания. Не сомневаюсь, что это они меня раздели, бедняжки… Хоть краешком глаза настоящего самца увидали, а не блохастого кобелька. Но я не в обиде. Бабы есть бабы. Теперь им долго будут сниться славные эротические сны, где в главной роли я. А насчет героизма… Так я и есть герой. Или ты этого еще не уяснил? Акелла зло прищурился.
Мелькнула мысль: не переигрываю ли? Потом плюнул: а ну его, волка позорного… Взял стиль, так держи. Дальше леса не пошлют, больше пули не дадут. И вообще, станет рыпаться – пристрелю к едрене фене. И я продолжил балаган. Под названием «хамство голодного Фехтовальщика».
– А что тебе, Акелла, рассказал пленный, я и сам могу догадаться. Это я из вежливости спросил. И вообще – я нужен тебе гораздо больше, чем ты мне.
Оборотень беззвучно рассмеялся, откинув седую гриву. Да, зубы у него будь здоров. Хоть в рекламе зубной пасты для людоедов показывай.
– И зачем же ты мне нужен, Фехтовальщик?
– Я знаю гораздо больше тех несчастных моряков, что вы допросили. Я знаю планы Арнольда. У меня на Руси влиятельные друзья. Я знаю, как свалить Арнольда. Я могу быть вам полезен. Насколько я могу судить, ваш замысел провалился. Операция в лесу принесла только колоссальные потери живой силы и напрасно сожженные боеприпасы. К тому же, вы бессмысленно потратили кучу времени и порядочно засветились.
Я невольно закрыл глаза. Совсем что-то мне скверно. Ужасно пить хочется. И есть. И курить. Но просить не буду. Не дождется, гаденыш. Знает, что я Фехтовальщик. Знает, что голодный. Нарочно мучает. Хочет унизить. А если даже и попрошу – все равно не даст. Что он, кретин, Фехтовальщика кормить, силы ему придавать?
Руки начали затекать. Колени заныли. Я попытался принять более удобную позу.
– Слышь, Акелла, может, развяжешь меня? Бежать-то все равно некуда.
– Рано. Полежи еще. И что конкретно ты предлагаешь?
– Объединить усилия и убить Арнольда. А там видно будет.
Акелла кивнул, наклонил голову и, беззвучно барабаня поразительно изящными и тонкими пальцами по магазину автомата, задумался.
– Ты не простой Фехтовальщик, – сказал наконец Акелла. – Признаться, кое-чем напоминаешь одного человека. Ты точно такой же нахал. Правда, того наглеца уже нет в живых. Он умер где-то здесь, на Руси. Его звали Афанасий Македонский. Это мой кровный враг. Однажды ночью он пришел в наше логово и убил всех. Кроме меня. Матери чудом удалось укрыть меня в тайнике. Мне едва исполнилось два года. Мы быстро взрослеем… Я все видел и слышал. До сих пор мне снится смерть матери, отца, братьев и сестер… Вы, жалкие людишки… Только и мечтаете стать такими, как мы. Отсюда все ваши комплексы, все эти эрзац-учения… Слияние с природой. Македонский начал из вас делать бер-серков-Фехтовальщиков. Но суть та же. Только и можете, что обезьянничать, бездарно имитируя нас. Мы – совершенны. Вы – ничтожные и никчемные создания. Глупое, но вкусное мясо…
Акелла наконец-то умолк, глядя на автомат и поглаживая вороненый ствол.
Затем он повернулся ко мне.
– В твоих словах есть разумные мысли. Я подумаю над ними. Барбара всегда носила миниатюрный диктофон. Хочу послушать последнюю запись. Думаю, там запись вашего разговора. Я послушаю и вернусь.
Это провал! Вот сучка! Да и ты хорош, болтливый идиот! Так. Обрез. Глушитель. Максимальный заряд. В голову. Огонь! Огонь! Огонь!
Обрез не выстрелил.
Акелла кивнул, развернулся и спокойно вышел из палатки.
Интересно, когда волчара узнает, что я внук Македонского, его кровника, то сразу пристрелит или по кусочкам резать начнет и себе в пасть складывать?
Во-первых, не паникуй.
А я и не паникую. Просто мне теперь точно хана. Всегда есть выход.
Ага. Всегда. Особенно в моем случае. Лежу голый, связанный. Обрез, как назло, почему-то заклинило.
Нет, обрез наверняка в порядке. Ты не в порядке. Необходимо восстановиться. Попить, поесть. Принять витамины с микроэлементами. Еще немного отдохнуть.
Это не санаторий для утомившихся Фехтовальщиков. Это логово оборотней. Но, впрочем, легонько вздремнуть и предельно расслабиться мне тут никто не мешает. Закрою глаза. Может, что умное в голову придет. Забуду на время о жажде и голоде. Как верблюд. Или кто там без воды-еды живет, пока не скопытится от истощения с улыбкой на устах?
Ладно. Надо вспомнить все, что известно про этих тварей. Сосредоточься.
Значит, у них есть Альфа, есть Бета. Альфа – это вроде главных. Они создают стаю. Кусают человека. Он становится оборотнем Бета. Живут типа семьей или стаей. Рожают детей, водят их в обычную школу.
Наиболее продвинутые особи понимают языки всех народов мира, понимают язык зверей, птиц и растений. Они практически бессмертны, не болеют, у них феноменальная регенерация тканей…
Что еще? Если Бета убьет своего Альфу, то проклятие с Беты спадает… Вроде так… Альфа не может убить Бету, поскольку это его родная кровь… А если Бету убьет не его Альфа, то… Все. Не могу больше… Бред какой-то. Альфы, беты, зеленые береты… Мозги сломать можно.
Жрать хочу! Как тут чего вспомнишь! Все раздумья только о еде или о том, как заглушить голод. Что, в общем-то, одно и то же.
Совсем ты оскотинился, Фехтовальщик…
Так я промаялся часа четыре.
И вдруг! Исполнилась мечта! Дали поесть.
Принесли огромный поднос, уставленный разнообразными яствами. Освободили руки. Столовых приборов не наблюдалось. Прямо как у Высоцкого: «Развязали, но вилки попрятали». Ну и черт с ними! Фехтовальщик с голодухи меньше всего думает об этикете, ножах, вилках и салфетках. Ибо некогда. Умопомрачительный аромат заполнял палатку, призывая не мешкать.
Трое боевиков, наставив на меня стволы, молча наблюдали за трапезой героического Фехтовальщика.
Под их завистливыми взглядами я сначала выхлебал полбутылки хорошего красного вина. Потом стал рвать зубами мясо. Много мяса. Закурил сигарету. Вытянул ее всю тремя затяжками. Прикурил вторую. Потом принялся за вкуснющий паштет. Допил бутылку вина. Еще сигарету. Далее взялся за мясной рулет.
Прикладываясь ко второй бутылке вина, я был счастлив, как ребенок, которому наконец-то разрешили поковырять вилкой в розетке.
Великодушно предложил боевикам разделить со мною бухло. Но помянуть со мной на брудершафт павших дружков боевики наотрез отказались. Им же хуже. Мне же больше.
Прикончив последнее блюдо, дивно приготовленный бифштекс, я облизал пальцы и допил вторую бутылку вина. Закурил. Посмотрел на шатающихся охранников. Вздохнул. Зевнул. Потушил в грязной тарелке окурок. И завалился спать.
