Я знал, как может быть иначе. Сунуться в объект с Настькой – и ждать, что выкинет Монстр… Да что угодно! Ум человеческий не способен вообразить, что ему, Монстру, захочется сотворить с двумя человеческими букашками. Хорошо, если только вышвырнет… Да Настька же вовек не догадается раскрыть парашют! Впрочем, тут еще можно будет придумать какую-нибудь автоматику… ну а если Монстр вышвырнет одного меня, а мою дочь оставит в себе? Навсегда, а?
Конечно, Максютов постарается не допустить этого. Вернее всего, мы с Настькой войдем в объект в связке, как альпинисты, – известно, что два связанных тела принимаются Монстром за одно. Интересное, с его точки зрения, получится тело – с двумя мозгами, один из которых полностью соответствует кондиции, а другой не так чтобы очень… Ни я, ни даже умный носатик Топорищев не предскажут, как отреагирует Монстр…
Я заскрипел зубами. Нет, надо бежать… Одна Настька для них ничуть не ценнее, чем любой дебил, мы им нужны в паре. Но долго ли мне удастся скрываться от Нацбеза со своим чипом-передатчиком в голове? Самое большее, несколько часов, если только не уйти в глубокую пещеру или не носить на голове жестяное ведро – вариант для киношного триллера, не для реальности. Клиники IBM, где в принципе можно было бы избавиться от чипа, не пользуются правом экстерриториальности. Искать спасения в посольстве… ну хотя бы Норвегии? Наверно, я оправдал бы себя в своих глазах, но вот беда: я хочу жить в своей стране, какой бы она ни была. К тому же возможность такого варианта моих действий наверняка принята во внимание. Нет, сбежать мне просто не дадут…
А значит, будь что будет?
Бессилие… Словно у зверя, попавшего лапой в капкан. Вот только мне нечего себе отгрызть, чтобы вырваться на волю. Самые хитроумные капканы человек ставит не на зверье – на человека.
Посадку разрешили не сразу. Сильно припадая на крыло, самолет сделал два круга над Жуковским. Дома, дороги, лесок, петлистая лента Москвы-реки – все встало наклонно, словно вот-вот собираясь заскользить по невиданному склону, но одумалось и выпрямилось. Самолет плавно пошел вниз, очень мягко коснулся полосы, погасил скорость, зарулил на стоянку и замер. Оба крепких парня, прежде сопровождавшие Максютова, а теперь Штукина, одновременно поднялись. Тот, которого звали Валерой, распахнул дверцу и спустил вниз короткую алюминиевую стремянку.
– Пойдемте, Алексей Сергеевич, – сказал Коля Штукин. – Нас ждут. И послушайте доброго совета… не надо глупостей.
– Понятно, – пробурчал я. – Шаг влево, шаг вправо – побег. Ну-ну. Но ведь санкции стрелять у тебя нет? Или есть, но только ампулами с обездвиживающим?
– С серотонином, – отозвался Штукин. – Это очень больно, Алексей Сергеевич, не советую испытывать на себе. Видите ли…
– Я знаю, что такое серотонин.
– Тем более. Будьте благоразумны.
Так. Значит, Максютов не доверил Штукину управление моим чипом и мною. Если оно вообще существует, это управление. Если Максютов не блефовал…
Но все это уже частности, не имеющие большого значения. Нет у меня желания получить в спину хорошую порцию серотонина. В каком-то смысле он тоже обездвиживающее – боль швырнет оземь. Адская боль, нестерпимая. Превентивное психологическое воздействие тоже тут как тут – враз пропадает охота к бегу с препятствиями.
Автомобиль с темными стеклами ждал нас на краю поля. Штукин о чем-то поговорил с водителем, и тот вылез. За руль сел Валера, а Штукин и второй парень стиснули меня с боков на заднем сиденье. Поехали…
Чуть-чуть моросило, щетки стеклоочистителей размеренно болтались туда-сюда, как два метронома. Было половина восьмого утра, утренний «час пик». Как только пересекли МКАД, скорость пришлось сильно снизить. Дрожа в каплях на стеклах, наплывали рекламные щиты, самый кричащий из них обещал немедленно превратить покупателей новой модели чипа Crown-VL-3000 в «суперхомо» – подлинного владыку мира.
Пожалуй, за прошедшие месяцы столица нисколько не изменилась. Та же жизнь, та же каждодневная суета. Спешащие люди, сгорбленные фигуры нищих. Страхи забылись. Сильно выцветший щит с надписью: «Твоя паника работает на Монстра!» выглядел анахронизмом, на него никто не обращал внимания.
Вот и мой дом…
– Вы все помните, Алексей Сергеевич? – спросил Коля.
Я отделался кивком. Легенда была предельно проста: путевка в закрытый санаторий на десять дней с правом вписать в нее ребенка не старше двенадцати лет. Руководство проявило заботу о майоре Рыльском, пахавшем весь последний год, как вол в упряжке. Ты ведь не против, дорогая, если я возьму с собой нашу дочь? Ей там будет хорошо. Конечно, присмотрю как следует. Прости, родная, совсем нет времени, я должен бежать…
И Маша поверит, хотя и поворчит немного.
Какое счастье, что у меня слабоумная дочь! Она не сможет рассказать потом, что это был за «санаторий». Конечно, в том случае, если у нас с ней вообще будет какое-то «потом».
Господи! Не оставь ее. Дай ей шанс, и я никогда больше не упрекну тебя за то, что моя дочь – даун…
Знакомый приставала с сизым мурлом по-прежнему торчал возле подъезда. По-моему, он узнал меня, но, узрев за моей спиной двух скорохватов, клянчить на опохмел не решился. Они все неплохие психологи, профессиональные попрошайки.
В лифт втиснулись втроем. Интересно, хватит у хлопцев ума не показываться на глаза Маше?
Ума у них хватило. Как и подобает конвойным, один из них спустился вниз на лестничный пролет, второй поднялся вверх. А окна и балкон контролирует снизу Штукин… Ну-ну.
Не стану я никуда спешить. Позавтракаю с Машей, не торопясь, выпью кофе, а если она окажется в настроении, то тем более спешить некуда. Пусть мои конвоиры ждут меня на площадке хоть час, хоть два, маясь от неизвестности и справляя малую нужду в мусоропровод. Свое они получат, но позже.
Может быть, я даже забуду, что я – подлец.
Дверной замок, сработав, громко щелкнул. В спальне зашевелились, зашуршали постельным бельем. И по этому-то шустрому шороху простыней, еще до того, как я увидел в прихожей чужие ботинки, я понял, что Маша не одна.
Так.
Они подскочили одновременно, оба. Маша, охнув, тут же прикрылась простыней. Было бы от кого.
– Одевайся, – деревянным голосом сказал я парню. – Всего хорошего. Дверь там.
Он собирал разбросанные по полу шмотки и облачался с потрясающей быстротой, при этом, видимо, зная, где я служу, и, предполагая ношение оружия, не сводил с меня опасливого взгляда. Едва не напялил брюки ширинкой назад. Сунул ноги в ботинки, забыв надеть носки, в последний момент вспомнил про них и, воровато цапнув с пола, засунул в карман. Ничего, на лестнице переобуется.
– Надеюсь, тебе понравилось, – бросил я ему вслед, стараясь, чтобы это прозвучало как можно более гнусно. Парень ничего не ответил и заспешил вниз по лестнице, втягивая голову в плечи – наверно, ожидал удара сзади, а то и пули.
Обойдется. Трусы всегда глупы, страх мешает им думать и чувствовать.
Пустота…
Я прислонился спиной к косяку. Вот как, оказывается, рушатся миры – облетают клочьями, как оборванные старые обои, обнажая серый бетон стены с нарисованной кем-то похабной картинкой. И только. И ничего нет. Мы думали, что строили свой маленький и радостный мир на двоих, и сумели потесниться, чтобы дать в нем место безнадежно больному ребенку, со временем созданный нами мир перестал приносить нам счастье и сулил только уют, но все-таки он казался таким надежным, таким прочным…
Нет больше нашего мира. Нет ничего.
Лишь клочья, летящие в никуда. Скоро не станет и их. Останется одна большая пустота. Бесконечная.
Вакуум.
– Дай мне халатик, – сказала Маша. – Вон там, на стуле.
Она уже оправилась от первого потрясения и теперь готовилась к атаке. Сейчас я же окажусь во всем виноватым.
Я молча подал ей халатик. Не вставая с мятой постели, она накинула его на плечи и поискала глазами вокруг себя.
– Трусики на полу, – подсказал я.
Она усмехнулась:
– Брезгуешь подать?
– Брезгую…
– Ну и черт с тобой, – зло фыркнула она и, спустив с кровати ноги на пол, вдруг пронзительно закричала на меня: – Ты сам виноват! Сам! Ну что смотришь? Смотри как следует, твоя жена спит с посторонним мужиком! Да, спит! А почему, знаешь? Что стоишь истуканом, язык проглотил? Нет, ты ответь…
Я молчал.
– Ты оглох?
– Нет, – с трудом выговорил я. – И не ослеп. Очень жаль.
– Ну так я тебе отвечу. – Она коротко рассмеялась. – Мне муж нужен, мужик в доме, понятно? А ты кто? По полгода тебя нет, пропадаешь неизвестно где и позвонить не догадаешься, а потом являешься: здрасьте, мол, извольте любить и холить. Деньги присылал? Да нужны мне твои деньги! Мне внимание нужно. Да любая женщина на моем месте давно сделала бы то, что я сделала только сейчас! Я живая, ты понял? Не домохозяйка и не твоя собственность, что хочу, то и делаю. А если муж не способен…
