Миссия подумал об отце, которого больше нет, и обо всем, что он давно собирался ему сказать, и ему захотелось сорвать со стен плакаты и разодрать в клочки эти призывы уходить и быть свободным.
– Это все Райли, – сказала наконец Элли. – Мис, мне так жаль…
Ворона перестала напевать. Все трое уставились на него.
– Нет, – прошептал Миссия.
– Не надо было ему говорить… – начал Фрэнки.
– Он должен знать! – возразила Элли. – Его отец хотел бы, чтобы он знал.
Миссия разглядывал плакат с зелеными холмами и синим небом. Этот нарисованный мир расплывался из-за слез.
– Что произошло? – прошептал он.
Элли рассказала, что было нападение на фермы. Райли упрашивал, чтобы его отпустили помочь фермерам отбиваться. Ему запретили, а потом он исчез. Его так и нашли, сжимающим кухонный нож.
Миссия встал и принялся расхаживать по комнате, смахивая со щек слезы. Он не должен был уходить. Ему следовало остаться на ферме. И Кэма он тоже не спас – смерть опережала его повсюду, где он не смог оказаться. И с матерью произошло то же. И теперь смерть грозила им всем.
На лестничной площадке послышался топот, который стал приближаться по коридору. Миссия вытер щеки. Он уже перестал надеяться, что к ним присоединится кто-то еще. Наверное, к ним идут охранники с винтовками. И они спросят, где его винтовка, а затем поймут, что он самозванец, и перестреляют их всех.
Он захлопнул дверь, увидел, что у нее нет замка, и подпер ручку партой. Фрэнки подбежал к Элли и велел ей забраться под стол Вороны. Потом схватил кресло Вороны за спинку, но та сказала, что может справиться сама и что бояться нечего.
Но Миссия знал, что это не так. К ним идут охранники или кто-то другой. Он был сегодня на лестнице и знал, что там творится.
В дверь постучали. Задергалась ручка. Топот прекратился – все столпились возле двери. Фрэнки прижал палец к губам, его глаза были распахнуты. Провод над креслом Вороны скрипнул, раскачиваясь.
Дверь сдвинулась. На какой-то миг Миссия еще лелеял надежду, что они уйдут, что охранники всего лишь делают обход. Ему пришло в голову, что можно было спрятаться под тканью, которой накрывали парты, но мысль запоздала. Дверь распахнулась, со скрежетом отодвинув парту. И первым вошел Родни.
Его появление стало внезапным и ошеломляющим, как пощечина. На нем был новехонький белый комбинезон с еще не разгладившимися складочками. Волосы коротко подстрижены, щеки свежевыбриты, на подбородке легкий порез.
У Миссии возникло ощущение, будто он смотрится в зеркало, а они с Родни – ряженые в костюмах. За спиной Родни в коридоре толпились люди в белом с винтовками в руках. Родни велел им оставаться на месте и вошел в комнату с аккуратно расставленными пустыми партами.
Элли отреагировала первой. Удивленно ахнув, она бросилась вперед, разведя руки, как будто хотела кого-то обнять. Родни выставил перед собой ладонь и велел ей остановиться. В другой руке он держал небольшое оружие – с таким ходили помощники шерифа. Взгляд Родни был устремлен не на друзей, а на Старую Ворону.
– Родни… – начал Миссия.
Его разум пытался осознать, что друг уже здесь. Они собирались его спасать, но Родни, похоже, в этом не нуждается.
– Дверь, – бросил Родни через плечо.
Мужчина вдвое старше Родни помедлил, но все же выполнил его приказ и плотно закрыл створку. Пленники так себя не ведут. Прежде чем дверь захлопнулась, Фрэнки бросился к ней, выкрикнув: «Отец!» – как будто увидел отца в коридоре.
– Мы собирались пойти к тебе, – сказал Миссия. Ему хотелось приблизиться к другу, но в глазах Родни читалось нечто опасное. – Твоя записка…
Родни наконец-то перевел взгляд на Миссию.
– Мы шли тебе на помощь…
– Помощь мне была нужна вчера.
Он обогнул парты, опустив руку с пистолетом и быстро переводя взгляд с лица на лицо. Миссия попятился и оказался рядом с Элли возле кресла Вороны. То ли чтобы защитить ее, то ли чтобы ощутить себя защищенным – он сам не мог понять.
– Ты должен быть здесь, – назидательно проговорила миссис Кроу. – И сражение твое не здесь. Ты должен был сражаться с ними.
Тонкий палец показал на дверь.
Пистолет в руке Родни чуть приподнялся.
– Ты что? – спросила Элли, изумленно глядя на пистолет.
Родни наставил пистолет на Ворону.
– Скажи им, – велел он. – Скажи всем, что ты делала. И что делаешь.
– Что они с тобой сотворили? – спросил Миссия.
Его друг изменился. У него были не только другие прическа и форма. Изменились его глаза.
– Мне показали… – Родни ткнул пистолетом в плакаты на стене, – что все эти истории – правда. – Он рассмеялся и повернулся к Вороне. – И я был зол – ты ведь говорила, что я разозлюсь. Зол на то, что они сделали с миром. Мне захотелось все здесь разнести в клочья.
– Так сделай это, – сказала Ворона. – Сделай им больно.
Ее голос был скрипучим, как дверь, которая вот-вот захлопнется.
– Но теперь я знаю. Они мне все сказали. Нам звонили. И теперь я знаю, чем ты тут занималась…
– О чем это ты? – спросил Фрэнки, все еще в комнате. Он шагнул к двери. – Почему мой отец…
– Стой! – приказал Родни. Он оттолкнул в сторону парту и шагнул в проход. – Не шевелись. – Его пистолет смотрел на Ворону, чье кресло подрагивало в такт дрожи ее руки. – Все эти лозунги на стенах, рассказы и песенки… это ты сделала нас такими, какие мы есть. Ты сделала нас злыми.
– Вы должны быть злыми, – проскрипела она. – Чертовски злыми!
Миссия шагнул к Вороне, не сводя глаз с пистолета. Элли опустилась на колени и взяла старуху за руку. Родни стоял в десяти шагах от них, нацелив пистолет им в ноги.
– Они убивают и убивают, – сказала Ворона. – И здесь будет так же, как было всегда. Сотрут все начисто. Похоронят и сожгут мертвецов. И эти парты… – Ее рука взметнулась вперед, дрожащий палец нацелился на пустые, недавно расставленные парты. – И эти парты снова заполнятся.
– Нет, – отрезал Родни и покачал головой. – Хватит. Это закончится здесь. Ты больше не станешь нас запугивать…
– Да что ты несешь? – спросил Миссия. Он подошел к Вороне, опустил руку на ее кресло. – Это у тебя пистолет, Родни. Это ты нас запугиваешь.
Родни уставился на Миссию:
– Это она заставляла нас бояться. Неужели не понимаешь? Страх и надежда всегда идут рядом. И втюхивала она нам то же, что и священники, да только мы ей доставались первыми. А вся ее трепотня о лучшем мире… Она лишь заставляла нас
