Каменные плоскости делили все видимое пространство на множество обманчивых, исчезающих, меняющихся и сбрасывающих прежнюю кожу картин. Эта модель горного мира, где шел бой, закручивалась в воронку, была втянута в другую сферу, и там шел бой. Все бесконечно множилось, бой не мог кончиться никогда. Не продохнуть от пороховой гари, ствол всегда раскален от выстрелов, осколки вечно секут лицо. В этих закручивающихся воронках, начинающихся от фантастического прицела его винтовки, к которому он припал, – возникали новые скальные образы, разновеликие каменные сюжеты, взаимоотношения масштабов, хитросплетения иззубренных трещин. Сверлящий визг пуль резал слух, железная плеть автоматных очередей хлобыстала справа и слева, ружейный лай сливался в предсмертный вой огрызающегося зверя. Эхо выводило свою партитуру из немыслимой какофонии; и разрывало нотные листы; и мешало снежные обрывки с белыми лохмами дыма, сверкающими осколками льда, крошевом камней.
Сосредоточив плотный огонь, альпийские стрелки не давали и головы поднять. Ему – и, может, пятерым-шестерым горцам. Какой-то старик, черный, обугленный как головешка, махнул ему рукой… давай сюда, пригнись! У старика в руках древнее ружье; и рядом, за камнем, пригнулся мальчишка: взъерошенный, жалкий, в лохмотьях… В другом месте парень точно и хладнокровно бил из-за камня, другой тут же подавал ему перезаряженную двустволку. На глаза попалось безжизненное распростертое тело какого-то горца и, словно приподнявшись над плотными слежавшимися снегами, плыло в сознании, отказывающемся что-либо воспринимать. Но пули, вовсе не «мистические», выбивали над его головой грозовое облако со сверканием молний. Немецкие егеря окружали, подходили все ближе.
В сетку прицела попал горный стрелок, который «чтобы спастись от ужасных русских морозов, надел тяжелый выворачивающийся зимний костюм с подкладкой, вывернув его белой стороной наружу». Оптическое устройство «Незримый меч», над которым снайпер так долго работал, приблизило переносицу солдата 91-го горнострелкового полка. Были отчетливо видны рыжеватые веснушки, забрызгавшие его нос… нет, это уже черные брызги из пулевого отверстия… Горный стрелок ткнулся башкой в камни.
Лейтенанта 1-й лыжно-егерской бригады, который носил «армейский вариант камуфляжной куртки СС с типичным для армии «оскольчатым» камуфляжем», снайпер настиг, когда тот пытался перезарядить свой пистолет-пулемет МР-40, вытаскивая из подсумков на поясном ремне магазин к этому оружию. Зря этот лейтенант неосторожно высунулся из-за камня! Его головной убор, «полевое кепи с приколотым с левой стороны значком лыжных частей», пробитое пулей, съехало на глаза, в которых навсегда застыли белоголовые старцы, сошедшиеся на тризну.
И унтер-офицер 137-го горнострелкового полка, хотя он и носил «куртку второго армейского типа, надетую белой стороной наружу», далеко не ушел. Снайпер разглядел его метнувшуюся тень у серого камня, поймал в паутинку прицела, поставил на унтер-офицере риску лазерного наведения… Отчеркнул, прервал его бег. Сломленное тело по инерции пропахало снег.
И тут же, где-то позади него лязгнули черные драконьи зубы – раздался взрыв… Расцвел огненный цветок с режущими кромками иззубренных лепестков. Снайпера скрутило, бросило вниз вместе с ледяными и каменными осколками. Слезились глаза, от пороховой горечи, гранитного крошева и земляного тлена было невозможно вздохнуть. Белесое лохматое облако, накрывшее снайпера, тряслось, ухало и хохотало. Кривляющийся в диком танце старик-великан вырос над ним…
Зигфрид.
Оберфельдфебель 1-й лыжно-егерской бригады. Он был одет «в стандартный анорак, вывернутый белой стороной наружу для маскировки».
Произошел необратимый сбой в механизме горного времени, разрушился передаточный механизм, раскатились колесики и шестеренки. Распалась сложная система призм, где бесконечны случайности. Треснули линзы с разнофокусным расстоянием, где совпадения предопределены. Преломление луча реальности искажено, блики и отражения израненных секунд, покореженных минут – сейчас, в момент неожиданно оборвавшегося и застывшего боя, в мгновения наступившей после взрыва тишины – осыпались светящимися точками, нескончаемым снегом.
Лицо Зигфрида было как ужас схватки один на один с многорукими исполинами, подпирающими небо; как дикий хаос лабиринтов каменной страны. Его дыхание было дыханием дьявола из ущелий, доходящих до самой преисподней. Взгляд, подобно снежной лавине, мгновенно накрывал сознание. Искрящаяся седина волос ослепляла зрение. Взлохмаченная борода клубилась дымом костров ночных стоянок. В руках он держал прозрачный стеклянный куб
магический камень с Ориона
то что дает знание о прошлом, настоящем и будущем
в одной плоскости словно бы плавала говорящая голова. Все слышали ее слова, сотрясающие землю, но ничего не могли поделать, завороженные цепкой паутиной господства слов над жизнью. Голова со строгим и проницательным взглядом. Из ледяного экрана мерцали рыбьи и парализующие зрачки инопланетянина. Он был там и появился из ниоткуда. Он перелетел над головами летучей мышью. Цельнометаллический, антимагнитный, противокоррозийный. Он знал все про всех и видел все, что ему надо. Он уверял, что все хорошо. Что приходят почтальоны, они дают подержать пенсионерам небольшую прибавку к пенсии, но всего несколько минут, и тут же отбирают на уплату возросших коммунальных услуг.
Снайпер видел Зигфрида, но был отделен от него многоцветной и сверкающей, несущейся между ними рекой.
И в эту реку входила Надя, его дочь. Вступала в прохладное течение, ладонью выбивала радужный гребень. Из воды вырастали плавники, игольчатый еж, китовый хвост, дельфиньи спины. Стеклянный аквариум подводных обитателей. Мириады сверкающих капель, в каждой отражен плазменный солнечный зрак и хоровод облаков. «Ой, тону», – произнесла Надя неуверенно. И небо было подернуто рябью от мелькнувших птиц; задрожало марево вод, затрепетали дальние серебрящиеся купы у песчаного пляжа. Мерный плеск, набегающие волны, течение. И где-то эта река перетекала, сливалась с реками, что текли через его детство и через его жизнь…
– Значит, ты побывал на Луне? – спросил снайпер.
«Да, я самый первый космонавт. Я первым ступил на Луну. И я добыл Лед Вечной Жизни. Я рассказывал об этом в своих передачах, которые вел отсюда. И ты, и твои друзья – вы слышали этот зашифрованный код, эти условные сигналы и радиочастоты, вы были настроены на волну невозможного и фантастического, что раскрашивает обыденность в самые невероятные цвета. Мы находимся в разных, параллельных потоках времени. Но я могу передать тебе отсюда Лед Вечной Жизни».
