После целых суток на одних сушёных ягодах соблюсти северный этикет — за едой держать язык за зубами — Роману не стоило ни малейшего труда. Гусятину он проглотил с волчьим аппетитом, на жирной пахучей похлёбке сбавил темп и перевёл дух только за чёрным и горьким, как хина, чаем.
— Ты собираешься здесь остаться? — спросил он.
— Да, — кивнула Пуйме. — Буду жить в сиртя-мя, как жил дедушка.
— Но ты же молодая, красивая. Неужели ты веришь, такое отшельничество кому-то нужно?
— Долг сиртя — лечить людей, молиться и охранять Священное Ухо.
— Это я уже слышал, — поморщился доктор. — Ну, хорошо. Допустим, всё это очень важно. Но где твои ученики? У Сэрхасавы была ты. А у тебя? Кому ты передашь свои обязанности? Ведь сиртя больше нет.
— Кровь народа сиртя смешалась с кровью ненцев. У ненцев иногда родятся совсем маленькие белолицые дети. Их показывают выдутана. Из них шаман отбирает настоящих сиртя и много лет учит. Так было и со мной.
— Пуйме, сейчас другое время! Шаманов больше нет. Ненцы лечатся у врачей в больницах. Часто к тебе сюда приходят?
— Редко, — грустно согласилась Пуйме.
— Ну вот. И даже если у кого и родится ребёнок-сиртя, сегодняшние ненцы не отдадут его тебе.
— Может, и не отдадут, — вздохнула Пуйме. — Может, я сама рожу. — Девушка сказала это просто, как нечто само собой разумеющееся, и Роман, уже привыкший к её наготе, снова увидел стройную шею, мягкие женственные плечи, высокую упругую грудь. Несмотря на рост, Пуйме отнюдь не походила на карлика, всё в ней было пропорционально и ладно. В том, что она родит много детей, можно было не сомневаться. — А если среди моих детей не родится ни один сиртя. Что ж, значит, таково желание Нума.
Пуйме отставила кружку с чаем, наклонила голову, прислушиваясь.
— Дедушка отдохнул, — сказала она, — сейчас начнёт вспоминать. Иди, будешь дальше слушать. Зовёт.
Роман вернулся к постели больного, взял его за руку. И снова ощутил горячее «электрическое» покалывание в пальцах. И снова губы парализованного старика почти незаметно шевельнулись, и Роман вновь то ли увидел, то ли услышал полуслова-полуобразы, которые разворачивались перед его мысленным взором, словно плохо озвученный фильм из ярких, отчётливых эпизодов.
…В одеянии жреца он стоял у подножия храма на высоком утёсе, о который внизу лениво тёрлись ласковые синие волны, и любовался своей страной — обширной, щедрой, прекрасной, как обитель богов в заоблачных вершинах Сумера.
Под ним правильным семиугольником лежал его родной город Нери, воздвигнутый на берегу океана близ устья полноводной Геды во славу правителей страны Игма и на устрашение её врагам. Огромные каменные стены окружали город. На каждом углу по периметру стены стояла мощная сторожевая башня, и не было такого места на крепостных стенах, куда бы не достала стрела лучника, пущенная через башенную амбразуру.
Семь ворот вели в город, но, чтобы миновать тяжёлые решётки, закрывающие доступ в Нери, нужно было по подъёмному мосту пересечь ров, а прежде чем взойти на мост, требовалось получить разрешение у начальника стражи…
А желающих попасть в город было множество: в гавани теснились остроклювые суда, глубоко осевшие в воду от обилия привезённых товаров; со всех сторон по семи дорогам тянулись в Нери нескончаемые караваны повозок, запряжённых круторогими быками; пешие и конные уступали дорогу рабам, несущим на паланкинах чинно восседавших вельмож. Все они стремились попасть в славный Нери, цитадель счастливейших и мудрейших.
С утёса просматривались и улицы города, прямые, как копье, и белоснежные купола дворцов, отсюда, с высоты, кажущихся не больше яйца вещей птицы Инг, и серые полушария богатых вилл, утопающих в зелени фруктовых садов, и нарядные кубики из розовой глины, обсаженные деревьями, — дома простых граждан Нери.
На площади близ ворот, выходящих к порту, кипела торговля, спорили иноземные купцы. Среди них были светлокожие гиганты из племени тро, которые ударом кулака могли убить быка, коварные узкоглазые барги, известные тем, что ради прибыли они были готовы отправиться хоть на край света, широкоплечие черные воу, как никто другой искушённые в кузнечном ремесле…
Казалось, базар принадлежал всецело им, чужеземцам, только между собой ведут они торг. Однако, приглядевшись, можно было заметить, как среди горластых купцов, не обращая на толчею внимания, чинно прогуливаются мужчины и женщины в голубых плащах с изображением священной горы Сумер центра Земного Круга. Этих людей от шумной многоязычной толпы отличала белая, как снег, кожа, волосы цвета полуденного солнца, властная осанка. И рост. Самый высокий из них едва ли был по грудь самому низкорослому купцу. Но всё же стоило человеку в голубом плаще — будь то вельможа, стражник или простолюдин — поднять руку, как шум вокруг него моментально умолкал, ссоры прекращались, и иноземцы почтительно склоняли головы: какой товар удостоит своим вниманием досточтимый и мудрый скерлинг?
«Нет народа мудрее нас, скерлингов, — с гордостью подумал он. — И нет среди скерлингов более мудрых, нежели мы, жрецы, избранники богов…»
И тут увиденные живые картинки в голове Романа заметались, теряя чёткость…
…Он — теперь не жрец, а ученый-сиир по имени Нейм — с восторгом взирал на мир с высоты птичьего полёта. Хотя нет такой птицы, которая смогла бы парить столь высоко над священной горой Сумер. Только разум человека мог создать эту летающую колесницу, на которой подняли его в воздух мудрейшие чужеземцы.
Забыв о своём невольном страхе перед необычной внешностью и одеждами чужеземцев, о боязни полёта, забыв вообще обо всём на свете, Нейм в упоении водил серебряной иглой по покрытой воском дощечке. Его уверенная рука переносила на воск контуры земли, что виднелась сквозь прозрачные стены колесницы.
Внизу, вокруг острова, на котором стоит чёрная, как ночь, гора Сумер, плещется обширное Сладкое море. Оно хорошо известно всем мореходам своей чистейшей пресной водой и обилием рыбы. Из Сладкого моря берут своё начало четыре могучие реки — Геда, Яха, Лог и Нга, что рассекают Земной Круг на четыре почти равновеликие части, на четыре благословенных континента. И один из них — его родная страна Игма, самая цветущая, самая богатая, самая просвещённая. Она населена скерлингами, которые возвысились над другими народами силой духа и знания…
— Выше! — попросил сиир Нейм, и колесница, управляемая чужеземцами, послушно взмыла ввысь, к Солнцу, сияющему в безоблачном ярко-синем небе, Когда гора внизу превратилась в малое пятнышко и стала почти неразличимой, Нейм взял новую табличку и принялся наносить на воск открывшиеся перед ним новые дали. Он зарисовал абрисы четырех континентов, отметил проходы в горах, заснеженные вершины которых протянулись вдоль всего наружного края этого кольца, там, где берега континентов омывают солёные воды Океана. Отсюда, сверху, было ясно видно, что не Геда, как принято было считать, величайшая из рек, а Яха: хотя она в устье имеет только три рукава, а не пять, как Геда, зато она почти вдвое шире. Нейм нанёс на карту узкий океанский пролив, отделяющий его страну от Диких Земель. И подивился тому, что даже отсюда, из поднебесья, не было видно конца им.
