– Ничего, вот окончательно двинешься мозгами, и все станет на место. Еще скучать будешь – где же голоса, на кого в трудную годину оставили? Ладно, субъект с подвижной психикой, по делу есть что-то новое?
– Здесь довольно странная история, – пустился в объяснения Бастиан. – Я подошел к пирующим воинам как раз в тот момент, когда один из них рассказывал, как дремлющего в тени вяза Дагоберта собственноручно пригвоздил копьем к дереву, да так ловко, что тот еще все видел, руками-ногами дрыгал, а поделать ничего не мог. Меня едва не стошнило. А эти радуются, хохочут, заливаются пивом!
– Так, Валет, быстренько возьми себя в руки. Если на Базу вернешься, я тебе организую абонемент в школу танцев, там все изящно и галантно. А здесь такая вот хрень с ушами. А иногда и хуже.
– Но все-таки странно. Не разбойника-душегуба какого-нибудь в чаще прикончили, а любимого народом государя, который, между прочим, установил мир в землях франков, заботился о простом люде, о просвещении.
– Звучит чересчур благостно, чтобы быть правдой. Это надо еще уточнить. Такой большой заговор просто так, от балды, возникнуть не мог.
– Вот и я так подумал, – отозвался Бастиан. – Спросил у ближайшего вояки за столом, чему все так радуются, чем был плох Дагоберт. Тот уже изрядно накачался, а может, увидел, что я чужестранец, и давай мне изливать душу, как он ненавидит всяких ублюдков с не нашей кровью.
– В смысле, это ему-то, безродному размахаю, кровь Дагоберта неподходящая? Он шо, с дуба рухнул? Да чище только дистиллированная вода!
– Не совсем так. Действительно, существует легенда, я вспомнил: жена Клодиона, правителя франков, якобы гуляла по берегу моря, и тут из вод появилось чудовище и овладело ею.
– Овладело, в смысле, ну – овладело?
– Так говорится в легенде.
– По-моему, это бред. Меня эта хохма еще в детстве развлекала. Ну, я понимаю – драконы, когда город рэкетировали, требовали бы себе лучших кухарок или хозяек – в логове прибраться. На хрена ж ему городские красавицы? Живо себе представляю конкурс «Герлфренд для дракона!» Интересно, сколько девушек в среднестатистическом городе запишутся в нем участвовать?
– Господин инструктор, в легенде об этом ничего нет, говорится, что вышеозначенное чудовище вышло из вод и овладело. А потом, в урочный час, у жены Клодиона родилось чадо, которого и назвали Меровей – сын моря.
– Выходит, этот потомок чудища морского в ковырнадцатом поколении стал жертвой местного ку-клукс-клана. Симпатичная история, давно не слышал ничего более дурацкого.
– Но так и есть! Мой источник бьет себя кулаком в грудь и кричит, что змеиному отродью нет места среди честных христиан. Что гореть им всем в адском пламени, из которого они и вышли!
– С точки зрения физики, процесс более чем странный. Но почему он решил, шо то была змея? Может, это лично Ктулху[2] всплыл деятельно полюбоваться чужой женой?
– Не знаю. Он говорит: змеиному.
Сигнальная труба на башне взвыла, как показалось Лису, несколько испуганно. Звук вдруг захлебнулся, будто сигнальщик попытался резко вдохнуть через трубу. «Неужели это принца уже доставили? Видать, недалеко ушли, где-то тут прятались». Словно подтверждая мысли Сергея, над крепостным двором послышалось громкое: «Едут!» Стоявший у ворот Фрейднур, сын Зигмунда, вновь завозился с засовом, командуя отворить тяжелые створки.
Едва ворота открылись, на въезде показалась колонна всадников. Во главе ее, верхом на арденнском тяжеловозе ехало… Поначалу Лис пытался принять это за мужчину. Кожаная безрукавка, проклепанная металлическими пластинами, и отброшенный за спину плащ оставляли полностью открытыми могучие руки толщиной с мускулистую ногу. Лишь у запястий красовались массивные бронзовые наручи, язык не поворачивался назвать их браслетами, весом не менее трех фунтов каждый. Лицо… Пожалуй, затылок с пучком завязанных в узел волос цвета прелой соломы был краше. Но уж если собраться с силами, чтобы описать его, следовало обратить внимание на покатый, точно срубленный лоб, колючие серые глазки, хмуро глядящие из-под надбровных дуг, будто подозревая каждого в коварном умысле. Нос приплюснутый, побитые оспой щеки, губы ниточкой и столь мощная нижняя челюсть, что ее можно было использовать в качестве небольшого кузнечного молота.
– Надеюсь, это не королева Гизелла, – проворчал Лис, – иначе придется констатировать, шо Пипин с компанией оказали Дагоберту немалую услугу, лишив его жизни.
– Брунгильда, Брунгильда приехала! – опасливым шепотком разнеслось по двору, и бражничавшие в дальнем его углу воины майордома подхватились со скамьи, забыв о пользе пьянства и переедания.
Между тем всадница спешилась и отдала приказ свите располагаться на отдых.
– Это что же, сестра Пипина? – подходя к Фрейднуру, поинтересовался Сергей.
– Она самая. Кто же еще?
– Ну, мало ли. Мужик в кожаной юбке.
– Да какой же мужик, сам посуди: бороды нет, и это… – Фрейднур сделал выразительный жест, обозначая впечатляющие округлости впереди.
– И шо с того? Может, у вас специальные доспехи с емкостями для пива и мяса.
Комис захохотал, едва не свалив прислоненный к столбу тяжелый брус засова. Но тут же осекся, поймав сверлящий взгляд замершей на первой ступени лестницы Брунгильды.
– Ты бы тоже, дядька, глаза отвел, – прошипел он Лису, – а то она ох как не любит, ну, чтобы вот так.
– Зови меня, парень, мастером Рейнаром. – В тон ему пробормотал Сергей. – Ты что же, боишься ее?
– Боюсь?! Скажешь тоже, – хмыкнул Фрейднур, на всякий случай опасливо поглядывая на мощную даму, немилосердно подминавшую под себя ступени лестницы. – Ты, мастер Рейнар, вообще думай, что говоришь! Да я на драккаре и к Ледяной земле ходил, и к Виноградной, что за Сумрачным морем! Я одним веслом троих уложил, когда в схватке меч сломался! Я волку голыми руками шею свернул!
– Это ты вон ему расскажешь, – Лис указал пальцем на Бастиана, едва видневшегося за спинами почтительно склонившихся вояк. – Он такие байки любит.
– Тсс!.. С дамой Брунгильдой лучше не ссориться, ее и сам Пипин опасается.
– Да ну, тебе-то почем знать? – Лис махнул рукой и, с интересом глядя на простодушное лицо комиса, приготовился черпать информацию из бурно зафонтанировавшего источника.
– Да я-то знаю. Ты, мастер, думаешь, что я не знаю? Нет, я как-то еще там, в столице, у покоев нашего господина на страже стоял, а она тогда как раз к нему пришла, и давай! Стало быть, уж и так, и этак костерила, и по всему видать, с кулака, там и табурет падал, и кружки, а как ушла, господин-то наш словно не в себе был, весь в поту, глаза выпученные. А на людях-то – да, оно конечно. Токо ж ты – ни-ни!
