— Нет, Джим.
— Бриллиантовые серьги?
— Нет.
— Колье, усыпанное алмазами?
— Да нет же! Он подарил мне крохотный букетик фиалок.
Старушенция возвела очи горе и застыла в благоговейном молчании. «Не знаю, где теперь ее Гектор, — подумал Симмонс, — но даже если и в лучшем из миров, бьюсь об заклад, — у него мурашки по спине забегали. А цветочник — молодец, сразу видно старую добрую гвардию».
Старик и в самом деле выглядел молодцом — розовощекий, в меру упитанный, с белым венчиком волос вокруг роскошной лысины. Ни дать ни взять, — Санта-Клаус, только без усов и бороды.
— Вы можете сказать, когда в последний раз видели фиалки, Джим? — продолжала неукротимая мисс Аткинсон.
— Сто лет назад, — грубовато ответил Санта-Клаус. — Их уже давно не существует, мисс. Их вытравили, мисс Аткинсон, как вредную сорную траву.
«А ведь я его, кажется, сглазил, — ухмыльнулся Симмонс. Сдают нервишки. Впрочем, такая кого угодно доконает. Кремень-женщина».
— Что вы такое говорите, Джим! — ужаснулась мисс Аткинсон. — Пусть фиалок уже действительно не существует… — Она всхлипнула и поднесла к глазам крохотный носовой платочек. Пусть их безжалостно истребили!.. — Казалось, она вот-вот разрыдается по-настоящему. — Но вы, Джим, вы не смеете так говорить! Вы так тонко чувствуете красоту… Вы…
Не договорив, она уронила лицо в ладони. Старик мигом слетал куда-то в подсобное помещение и вернулся со стаканом воды.
— Бога ради, простите меня, мисс Аткинсон. Кто же мог подумать, что это вас так взволнует? Выпейте воды, мисс Аткинсон.
Старушка царственным жестом приняла из его рук стакан, отпила маленький глоток и поставила стакан на прилавок.
— Боже мой! — она промокнула глаза платочком и засунула его в рукав вязаной кофты. — Я бы, кажется, отдала все на свете за то, чтобы хоть одним глазком взглянуть на крошечный букетик фиалок!..
— Увы! — старик беспомощно развел руками. — Об этом можно только мечтать, мисс Аткинсон…
Соблазн был велик, и Симмонс не устоял.
— Простите меня, мисс…
— Моя фамилия Аткинсон!
Старушка дернула головой и смерила его уничтожающим взглядом.
— …мисс Аткинсон. Меня зовут Симмонс. Эрнст Симмонс, с вашего позволения.
— И что вам угодно, мистер Симмонс? — ледяным тоном справилась мисс Аткинсон.
«Сейчас ты у меня ахнешь, ржавая кочерга! — весело подумал Симмонс. — Сейчас ты у меня запляшешь!»
— Ничего особенного. Просто я случайно оказался свидетелем вашего разговора.
— А не кажется ли вам, мистер Симмонс…
— Кажется, мисс. Но я подумал, что если вам, и в самом деле так хочется увидеть фиалки… — Он намеренно выждал несколько секунд, наблюдая за выражением их лиц. У старухи брови медленно поползли вверх; цветочник улыбался, явно предвкушая розыгрыш.
— …То почему бы мне не исполнить ваше желание?
Теперь мисс Аткинсон смотрела на него во все глаза. Старик за прилавком давился беззвучным хохотом.
— Вы хотите сказать…
Симмонс покачал головой.
— Нет, мисс. Я хочу показать.
Он опустил руку в боковой карман плаща и достал целлофановый пакетик.
— Вот они, мисс Аткинсон. Только что с цветочной клумбы.
Вынь он из кармана живую анаконду, эффект, наверное, не был бы таким ошеломляющим. Старая леди вся подалась вперед и буквально пожирала глазами букетик на его ладони, У старика отвалилась челюсть.
— Можно, я их потрогаю? — сдавленным шепотом попросила старуха.
— Сделайте одолжение! — Он протянул ей букетик.
Она взяла цветы трясущимися от волнения пальцами и поднесла к самым глазам.
— Боже мой!.. — произнесла она срывающимся голосом. — Боже мой, Джим… Ведь это настоящие фиалки, не правда ли?
— Еще бы! — рассмеялся Симмонс. — И не откуда-нибудь, а прямо с Монмартра. Вы помните оперетту Легара, мисс Аткинсон?
— А вы шутник, молодой человек! — Старик опомнился первым и, водрузив на нос старомодные очки в тяжелой оправе, принялся разглядывать фиалки. — Впрочем… Постойте… Невероятно! Это настоящие фиалки, мисс Аткинсон. На стебельке сохранились комочки чернозема. Чернозема, мисс Аткинсон! Вы только попытайтесь вспомнить, когда в последний раз видели настоящий жирный чернозем?!. Уже тысячу лет всюду применяется эта чертова гидропоника! Эти идиотские эрзацпочвы из промышленных отходов!
Он попытался снять с носа очки и едва не разгрохал их, уронив на прилавок. Продолжая бережно держать фиалки в сложенных лодочкой ладонях, старушка опустилась на табурет и тихо заплакала. У старика Джима ходуном ходили губы, лицо стало пунцовым.
От злорадного ликования не осталось и следа. «Что я наделал! — с ужасом подумал Симмонс. — Черт меня дернул ввязаться в эту историю! Да их обоих кондрашка хватит! Станут допытываться, откуда у меня цветы!»
— Где вы их взяли? — шепотом спросил цветовод.
«Начинается!»
— Умоляю вас, скажите, где вы их взяли? — Джим дрожал как в лихорадке.
— Ну хватит! — Симмонс постарался вложить в свой голос как можно больше жесткости. — Давайте сюда цветы!
Он выхватил букетик из-под носа мисс Аткинсон. Старушка дернулась следом и замерла, умоляюще протянув руки.
— Какое вам дело, где я их взял? — продолжал Симмонс. Где я их взял, там больше их нет! Сегодня у моей жены день рождения. Могу я ей сделать подарок по своему вкусу? Могу или нет?!
— Можете… — глухо произнес продавец. — Богатые все могут.
В наступившей тишине стало слышно, как негромко, по-детски безутешно всхлипывает мисс Аткинсон.
— Джим… — бормотала она. — Вы единственный близкий мне человек… в этом городе… Я думала… я так надеялась… что вы вспомните… догадаетесь, что у меня… что вы поздравите меня… с днем рождения!..
Ни слова не говоря, старик вышел из-за прилавка и прижал к груди трясущуюся голову мисс Аткинсон. Симмонс для них перестал существовать. Он потоптался на месте. Потом развернул целлофан и разделил букетик на две равные части. Одну бережно обернул в целлофан и опустил в карман плаща. Другую положил на стеклянный прилавок и, не оглядываясь, вышел из магазина.
Проходя мимо витрины, Симмонс помедлил мгновенье и заглянул в магазин. По-прежнему прижимая к груди голову мисс Аткинсон, старый цветовод бережно поправлял выбившиеся из-под шляпки седые пряди волос.
Фиолетовый букетик сиротливо лежал на прилавке.
— Ну, кажется все. — Симмонс еще раз перебрал по памяти уложенные в чемодан вещи. — Как будто ничего не забыто.
— Какая прелесть! — Эльсинора держала букетик осторожно большим и указательным пальцами, точно хрупкую драгоценность. — Страшно подумать, что им несколько сотен лет. Можно, я захвачу их с собой, Эрнст?
