— Да понимаю я, я ж все ж не Катька! Вас в революцию обобрали, а вы жлобитесь!
Макаровна с силой захлопывала альбом и шла пить капли, а Терех вбирался на подоконник. А Катя тоже тогда уже тоже кое-что понимала. От этих альбомов к ней приходила одна тяжелая мысль, что все взрослые и даже Макаровна, оказывается, были когда-то молодыми, а, может быть, даже маленькими. Значит и ей когда-нибудь придется стать взрослой и все-таки пойти, как Терех, в садик. Но, самое главное, иногда все становятся покойными и остаются только на фотографиях. И когда Катя уставала ждать маму, то ей вдруг начинало казаться, что мама больше никогда не придет, потому что от нее останется у Катьки одна фотография. Тогда она начинала орать так, что соседи стукали Макаровне в стенку.
* * *
Лето — это совсем другой коленкор, это вам не зима. Как усидеть летом под столом, если в окно плещет радостное солнце и тянет, манит на улицу? А в комнате парит тополиный пух, и из полисадника пахнет так, что кружится голова.
Макаровна, зараза, все тянула с отъездом к Ленке. А так бы они опять переехали дневать к Тереховым, пока их родители ударно вкалывали за залеты его папки, и уж точно сбежали бы ловить рыбу. Льдин на реке летом не бывает, поэтому никакой опасности в голубоватой, искрившейся на солнце воде Терех не усматривал.
А потом им стало совсем невмоготу, и они все-таки сбежали, как только Макаровна в очередной раз поперлась звонить Ленке.
Без мамы Катя еще никогда со двора не уходила, и хотя без мамы ей было немножко страшно, но она уже начинала понимать, что самое интересное начинается в жизни без мамы. Удочки Терех старший хранил прямо под лестницей в подъезде, рядом с метлой дворничихи тети Маши. С удочками они захватили какой-то пакетик, наверно, с червячками. Сзади оглушительно засигналила им огромная машина, и близнецы чуть опять не усикались. Но Терех упрямо вел свою команду к лодочному причалу. День был рабочий, заводу, к которому лепились их дома, выдали опять какое-то ответственное задание, поэтому на берегу не было ни души. Зато возле причала торчали из воды, привязанные толстыми веревками к столбикам ограждения, лодки. Терех сказал, что хотя мотыль у него самый лучший, а червей он только с утра накопал, надо все равно плыть на лодке на середину реки для улучшения поклевки.
Терех прошелся по причалу, приглядываясь к лодкам на предмет, какую из них лучше спереть. Взгляд его остановился на голубой лодке, короткую веревку с самым легким узлом ему сразу же удалось развязать. Пока близнецы держали в руках веревку, он аккуратно спустил туда Катьку. Но все же от ее веса лодка резко качнулась, близнецы выпустили веревку и тут же с ревом обсикались. Катька не заревела. Она только ухватилась побелевшими пальчиками за скамейку и расширенными от страха глазами смотрела на удалявшийся от нее причал. Терех заорал: "Катька! Стой! Катька!", он бегал по доскам причала туда-сюда, дергал за веревки, но все лодки были прикручены намертво, а Катька тихо уплывала, и течение медленно выводило ее на середину реки. Она опустила голову и теперь уже даже не смотрела на Тереха, и до него только теперь стало доходить, почему именно эту лодку ему так легко удалось спереть. Лодка неловко качалась на воде, неуклюже заваливаясь носом, и когда Катька подняла на скамейку намокшие ножки, он вдруг дико завыл и бросился в воду, хотя почти не умел плавать.
Ярость и течение рывком вынесли его почти к самой лодке, но она уплывала от него все дальше, а Терех уже начал тонуть. Ничего не видя и не понимая, из последних сил он каким-то образом все-таки ухватился за ее скользкий борт, и лодка тут же стала тяжело переворачиваться в его сторону. Прямо на него хлынула вода, и заскользила по скамейке царапавшая мокрое дерево Катька…
Последнее, что он почувствовал, как кто-то за волосы очень больно тянет его к свету из холодной могильной влаги. Потом он лежал совершенно голый на засаленном бушлате, над его головой вместо неба был дощатый потолок, изъеденный древоточцем, и он навсегда запомнил это внутреннее сопротивление жизни, нежелание жить без Катьки.
У стены стояли костыли, а рядом на лавке клевали носом обессилевшие от рева близнецы.
— Катька… Катька, — в отчаянии застонал Терех. И радость жизни озарила его сознание, когда он тут же услышал ее тихий отклик из другого, невидимого ему угла каморки: "Сволось ты, Телех!"
* * *
Благо, что соседка, развешивавшая белье в беседке, видела, как трое сопляков во главе с Терехом с удочками пошли со двора. Она бы внимания на них не обратила, но среди них семенила крошечная дочка Вальки Савиной из второго подъезда. Но разве белье-то оставишь? Ведь мигом сопрут! А Макаровне как раз телефонной связи с Ленкой не дали, и она скоренько домой пошла. А тут такое… Ну, она даже забегать домой не стала, она сразу к лодочному причалу понеслась на всех парах, потому как ход паскудных мыслей Тереха был ей давно известным. Терех даже не слышал ее, когда она кричала ему уже с причала, Богом заклинала не кидаться в воду. Так нет, прямо на глазах как прыгнет! Хоть бы одну извилину в башке имел! Ведь дураку ясно, что он только лодку потопит. Да хоть бы влево посмотрел, что из-за причала уже бакенщик Жаров плывет! Ведь ему два взмаха весел до Катьки было! Но тут всплывает окаянный Терех и принимается девку топить! Прямо все в глазах темно вдруг стало, а в голове — пустота, потому как ведь знаешь, что Петька Жаров всю жизнь пьяный в дупель, и ног-то у него с войны нет, а жабры пока не выросли как у энтого… Ну, такого… симпатичного… Короче, Жаров-то плавает на вроде топора. Но, все-таки, какой этот Петька ловкий оказался! Ног нету, так он клешнями работает! И при этом все время пьяный! Катьку, главное, почти из воды подхватил и этого засранца уже откуда-то по самое плечо выдернул… На такое посмотришь, так всю остатнюю жизнь будешь ходить, как Галькины близнецы, в мокрых штанах… Ох, какая же сволочь этот Терех!
* * *
Да, в принципе, Катька уже через месяц выздоровела, но ее мамка все равно к ней не пускала. Стоит в дверях и сычом смотрит. "Вали отседова, урка!" — говорит. Разговор такой короткий получается, несодержательный. "Вали! — говорит, — А то я тебе все рыло раскровяню!" Вали от тети Вали, короче. Но все равно, когда тетя Валя не видела, Катька махала ему из окна. Интересно, а она еще пойдет с ним на рыбалку?
К Макаровне Тереха тоже теперь не водили по просьбе общественности подъезда и ее личному настоянию. Из-за Кати Макаровна отложила свой отъезд до конца августа, сказав, что досидит с Катюшкой до садика. А Терех шатался один по двору до самой ночи, или пускал бумажные воронки и самолетики, на которые он извел все тетрадки из подарочного набора. Все самолетики почему-то залетали к Савиным на балкон, и мама Валя ругалась. Близнецов определили обратно в садик.
