* Термин Петухова-отца.
- Просто ему делать нечего, и он все дни напролет читает исторические романы! - моя посуду, объясняла этот феномен Петухова-мама.
- В романах таких подробностей нет! - парировал Петухов-отец. - Нет, он историк, и блестящий историк, только почему-то скрывает это... Может, быть репрессирован?..
- Вполне!.. - тут же соглашалась мама. - В лагерях так умели ломать людей, что потом и вспоминать о прошлом не захочется!
- Н-да!.. - мычал Петухов. - Марион Делорм, на груди у герцога де Лонгвилля... Ай да тренер по плаванию!..
- Что?! - кричала из кухни Петухова-мама.
Но Петухов-отец уже сидел в кабинете, в темноте и работал над диссертацией.
Маша сорвала травинку и очень удивилась тому, что травинка была настоящая.
- Ну теперь-то ты понимаешь что к чему?! - торжествующе проговорила бабушка, но Маша только пожала плечами.
- О, горе мне! - заголосила бабушка. - Она ничего не понимает! Это же... - бабушка сделала зверское выражение лица. - Ну это же...
- Азриэль?! - спросила Маша.
- Да-да, да! Фу, устала, как трудно, как трудно, ужасно!
Бабушка еще при жизни была отравлена театром. Работая сначала актрисой, потом администратором и завтруппой, она считала себя натурой артистической, легковозбудимой, но поскольку на сцене возбуждаться уже не приходилось, бабушка с удовольствием возбуждалась в домашней обстановке, тираня своего зятя социолога Петухова.
- Азарий Федорович не похож на Азриэля, - тихо сказала Маша, уже не удивляясь ни этой встрече, ни тому, что бабушка совсем живая. Может быть, это неудивление получалось оттого, что Петухов-отец всегда говорил: "Наша бабушка бессмертна! Ее темперамент не только хворь, но и косую перешибет!" И хотя мама ругала отца за столь циничные насмешки, Маша ему сочувствовала, ибо бабушка настигала отца даже в ванной и ругалась с ним через закрытую дверь, потому что в Петухове-отце постоянно жил, как болезнетворный вирус, свой взгляд на любые вещи.
- Азарий Федорович, если на кого и похож, то на деда-мороза, только без бороды! - повторила Маша.
- Выпороть бы тебя как Сидорову козу! - завелась бабушка.
- Ксения Егоровна!.. - не выдержал Ларик, сидевший неподалеку у пруда.
- Да-да, я не буду! Я точно знаю, что ничего не знаю! - скороговоркой пробормотала бабушка, раздосадованная тем, что произошло. - Ну вот, теперь мне влетит из-за тебя!
Бабушка вздохнула, поникла, будто из нее выкачали воздух.
- Но он, правда, такой милый... - промямлила Маша.
- Вот и целуйся с ним! - огрызнулась бабушка. - Зря я тебя вызвала, вымолила эту поездку! Как же внучка, она теперь...
Ларик кашлянул.
- Да-да, она теперь умна не по летам, а внучка приехала и начала: он такой хороший, он такой пригожий, как дед-морозик, а сам тыщ пять ухлопал, глазом не моргнул!.. Изверг-мучитель!
- Нам пора, Ксения Егоровна! - прервал их Ларик.
- Да я сказки рассказываю! - возмутилась бабушка. - Что уж это такое? Нельзя сказку про Кощея Бессмертного рассказать?!
- Есть непредсказуемые ассоциации, которые могут повлиять на ход земной жизни, а мы не имеем права... - терпеливо начал объяснять Ларик, но бабушка его тут же прервала.
- Хватит! Еще минута и все!.. Непредсказуемые ассоциации! Колобок-заключенный, дедушка - Сталин, а бабушка - Берия, не надоело чушью заниматься?! - крикнула она неизвестно кому.
- Я не понимаю, о чем вы? - удивился Ларик.
- И очень хорошо! - снова оборвала Ларика бабушка.
- Нам пора, Маша! - твердо сказал Ларик.
- Подожди! - грубо осадила его бабушка. - Дай проститься с моей внученькой, моей голубушкой! Иди сюда, моя девочка, я так по тебе соскучилась!..
У бабушки навернулись на глаза слезы. Маша подошла к ней, они обнялись.
- От тебя все зависит, от одной тебя! - горячо зашептала бабушка. Твоя звезда самая яркая на северном небосклоне, и право решать такие вещи дано только тебе! Только тебе, тумбочка моя!..
Маша рассердилась на "тумбочку", забыв спросить, какие вещи ей дано решать, а бабушка снова зашептала.
- Я в твой кармашек положила несколько листочков вербены, завари с чаем и выпей, а заварку потом вылей в мой любимый кактус, не выбросили его еще?
- Нет, - прошептала Маша.
- Ну вот и хорошо!.. Не говори ему никогда "да", поняла? Почитай сказки, там все правда, скажешь "да", и все пропало! Ты теперь все решаешь, в твоих руках и моя судьба, королева моя!..
Маша вдруг почувствовала, как теплое облако вдруг коснулось ее, и в ту же секунду холодок коснулся щеки. На поляне никого, кроме Ларика, не было.
- А где бабушка?! - тревожно спросила Маша.
- Ей пора... - уклончиво ответил Ларик.
Он улыбнулся, помолчал, потом добавил, чуть смущаясь:
- Думаю, не надо всерьез принимать бабушкины страхи!.. Она любит фантазировать... - Ларик не договорил, насмешливо взглянув на Машу, да так, что Маше даже стало обидно за бабушку, будто она дурочка и всерьез ее принимать не стоит. И если бабушкины слова Маша действительно приняла, как фантазии, то слова Ларика заставили ее насторожиться: он-то почему об этом Азарии печется?!
Когда они вернулись назад, Лавров сидел, уткнувшись в книгу. Маша подумала: оставь его здесь навсегда и найди еще пару книг, Лавров будет счастлив до одурения.
- Чего вы так быстро налетались?! - недовольно спросил он.
Маша рассердилась, выхватила у него книгу, отбросив ее в сторону.
- Может быть, хватит?! - сурово сказала она.
Лавров вздохнул, жадно глядя на отобранную у него книгу.
- Брать ничего нельзя! - предупредил его вопрос Ларик.
Лавров кивнул. Ларик отошел к лошадям, которые уже нетерпеливо били копытом.
- Слушай! - не удержавшись и схватив Машу за рукав, прошептал Лавров. - Тут даже эйнштейновские формулы есть, но они написаны мелким шрифтом, как история науки, мол, были такие кустари-мыслители, играли на скрипке! Но там, знаешь, есть такие вещи, которые у нас еще не открыты, о которых и поговаривать-то вслух пока боятся! Офонареть можно!.. Спроси, нельзя задержаться минут на двадцать еще? Я бы их наизусть выучил! Я сейчас их помню, но еще нетвердо...
- Поехали! - крикнул Ларик. - Ветер поднимается, у вас скоро рассвет! Если опоздаем, то вы останетесь здесь навсегда!..
Море теперь покачивалось словно в преддверии бури, а из заката надвигалась на берег темно-фиолетовая туча, в которой, словно змейки дурачились, играли молнии. Равнина исчезла, вокруг вздымались леса и горы, шум деревьев накатывал со всех сторон.
Замок чернел на вершине громадного утеса, в узких окнах вспыхнул огонь, замелькали тени, и Маше вдруг захотелось туда. Она чуть не выпрыгнула из кареты, но лошади рванули: Лавров с Машей закувыркались на подушках кареты, превращаясь в облака разноцветных пылинок и забывая все, что с ними случилось.
