— Наилучшая возможность сорвать вторжение, — ответил я ему, представляется во время приближения к цели. Когда тяжелые единицы будут развернуты на поверхности планеты, враг не сможет эффективно помешать нашему продвижению.
Я не упоминал очевидного: что Боло Марк XXXIII получил название «планетной осадной единицы» из-за того, что каждый отдельно взятый Боло по огневой мощи, как правило, превосходит гарнизоны большинства планет. Наша первая волна десанта включает полностью Первую, Вторую и Третью бригады, и еще три бригады остаются в резерве на орбите. Предстоит то, что древние стратеги называли «сокрушительный удар», вражеское сопротивление будет подавлено при минимуме потерь и сопутствующего ущерба мирному населению и инфраструктуре планеты.
Верховное Командование надеется, что успеха можно будет достичь через 30 часов после высадки и местное население, освобожденное от рабства, сможет как можно скорее взять на себя управление своим миром.
— Пятьсот лет назад здесь, на Церне, была крупная военная база, проинформировал меня полковник Страйкер.
Вследствие небольшой скорости человеческой речи я записываю слова полковника, продолжая 7 диагностических программ и откладывая обработку ответа до момента окончания фразы.
— Многое, конечно, устарело, — продолжает полковник. — Но ты в курсе, что на Церне есть Боло?
Эти данные у меня, конечно, имеются. Штаб Двенадцатого военного округа располагался на Церне. Здесь же находились военно-космическая база, командный пункт и склад резерва Боло.
Отвечаю полковнику:
— Согласно моим данным, девяносто три Боло оставлены на планете на различных резервных базах. Сорок один усовершенствованный Марк XXXII, остальные — более старые модели, от Марк XXVII до Марк XXIX. Неизвестно, сколько из них работоспособных.
— Точно. Неизвестно. Вам придется выяснять это в бою.
— Боло Марк XXXIII намного превосходит все ранние модели, — отвечаю я ему. Я знаю, что люди-психотехники все еще спорят, есть ли у нас эмоции вроде гордости и самодовольства. Им бы лучше спросить у самих Боло. Я горжусь своими возможностями. — Устаревшие боевые единицы не представляют угрозы, — уверяю я полковника.
— Сильно сказано. — В голосе полковника слышно удивление.
— Я просто констатирую факт. Я полностью владею характеристиками прежних марок. Если Этрикша на Церне не перепрограммировали Боло, они не смогут даже атаковать. Мы просто выключим их системы управления.
— Хочу надеяться, что все окажется именно так просто.
Я понимаю. Полковой командир хочет предостеречь меня от самонадеянности.
Но самонадеянность не является частью психотронного профиля Боло Марк XXXIII.
Страйкер поднялся с мягкого кресла в центре управления Боло. Как обычно, его окружали призраки.
Мир всегда чего-то стоит. Его приходится покупать. Сначала кровью, лишениями и страданием. Затем, когда мир становится образом жизни, платишь неподготовленностью к неизбежности. Приходит кто-то больше и сильнее тебя и навязывает тебе свой вариант мира. Конфедерация долго пребывала в состоянии мира и, по мнению Страйкера, не была готова к войне. Даже к такой мелкой и легкой кампании, как на Церне. В отличие от коллег у Страйкера был слишком большой военный опыт. Он видел слона, как говорила древняя и не вполне понятная военная поговорка, и ему не понравилось то, что он видел.
Доза эйфа свое действие закончила, радость и уверенность исчезли. Он инстинктивно потянулся к нагрудному карману, схватившись за него прежде, чем вспомнил, что оставил пакетик с маленькими ярко-синими таблетками в каюте. Он старался ограничивать себя, но в эти дни его потребность в эйфе возросла.
— Полковник, на борту лейтенант Тайлер, — сообщил Боло спокойным, почти задумчивым баритоном. — Она идет в центр управления по проходу один.
— Хорошо. Спасибо, «Вик».
Пригнувшись, чтобы не стукнуться о нижний край кругового голографического экрана, полковник шагнул к люку. На мониторе он увидел хрупкую фигуру лейтенанта Тайлер.
Боло полностью самостоятельны, не требуют присутствия человека на борту, начиная с Марк XV, то есть примерно с конца XXIV века. И все же консерватизм и подсознательный страх, что Боло выскользнет из-под контроля создателей и хозяев, заставляют встраивать в эту гору дюралоя крохотный отсек с голографическим экраном и сиденьем.
Он оперся рукой о рифленую переборку центра управления и почувствовал ослабленное слоями металла и пластика биение сердца Боло. Сердца живой горы.
Или бога войны.
Страйкер частенько захаживал в центр управления, иногда — чтобы побеседовать с Боло, иногда — чтобы уединиться и поразмышлять. Начинал он около двадцати пяти лет назад очень юным «самым младшим» лейтенантом в команде обслуживания Боло в своем отдаленном мире на Аристотеле, на окраинах Конфедерации. Там он пребывал вдали от жесткого мира приказных отношений и начальственных придирок. После ужасов Керелианского вторжения он был связным при 4-м отряде Звездной Гвардии Боло. Затем переведен на Асетру, где командовал ротой из двух древних Марк XXVII.
Он дослужился до полковника, командира шести Марк XXXIII. И где бы он ни был, в любом из миров у него иногда возникала потребность уединиться, найти убежище в металлических стенах.
Причиной было то, что Страйкер пережил слишком много безумия, которое люди называют войной. Он был тяжко ранен, хотя на теле его не было шрамов, руки и ноги исправно функционировали и кожа не была обезображена ожогами. Слезы проели его душу. Он пережил агонию потери всей семьи, всего своего мира… Боже, нужен еще один эйф.
Он уже двадцать лет разжевывал эти крохотные синие таблетки, со времен Аристотеля. Милосердный врач прописал их, когда еще не было ясно, останутся ли беженцы из выжженного мира в живых.
Эйф на Аристотеле был популярен задолго до Керелианского вторжения. Страйкер, как и почти каждый обитатель Тысячи Миров Конфедерации, жил с церебральным имплантом, вживленным в мозг в качестве основного микросимбиотического элемента системы, распространявшейся молекула за молекулой по всему организму и помогавшей взаимодействовать с искусственным интеллектом и с другими людьми.
Эйфориназа представляла собой искусственно полученное вещество, энзим катализатор реакции между молекулами сахара крови и медно-гафниевыми нейронными рецепторами импланта. При пережевывании таблетки молекулы ее вещества проникали в кровь через капилляры подъязычной области и почти сразу же поступали к рецепторам импланта головного мозга. В течение примерно часа и после этого сахар расщеплялся, выделяя в небольшом количестве свободные электроны.
