— Это чё, и есть твой «предсказатель»?! — аккуратно перелезает с ветки на подоконник Жека. — Да у моей матери в магазине таких десятка два, не меньше.
И правда. Лёвкин «предсказатель» до безобразия смахивает на обычный кассовый аппарат — скошенная панель, несколько рядов кнопок, торчащий хвост бумажной ленты.
— Ну тебя! — не обижается Лёвка. — Вот смотри, переводим этот рычажок в режим предсказаний и делаем запрос.
Лёвкины пальцы торопятся, бегают по кнопкам, крутят впаянную в бок «предсказателя» шарманочную ручку.
— Странно… — Лёвка останавливается, покусывает губу.
— Чего странно?
— Не отвечает что-то.
— Может, сказать погромче надо? — Жека хмыкает, наклоняется к аппарату. — Кто народом управлять будет-то? Ну в смысле, чтоб нас слишком много не стало?
Щурится, расшвыривает фейерверк смешинок Жека: не верит он Лёвке, не верит — чтоб я пропал. Хотя я, вообще-то, тоже не очень верю.
За окном слышится густое, басовитое жужжание — ловко обогнув растопырившую ветки яблоню, в комнату влетает крупный, с зелёным отливом, жук.
— Ого! — хмыкает Жека, тянется к опустившемуся на край стола летуну, цепляет локтем «предсказатель», но не обращает внимания: охота на насекомое в самом разгаре. Осторожно цапнув крылатого гостя за бока, Жека радостно констатирует: — Жук!
Лёвка молчит, серьезно смотрит на Жеку, тычет в сдвинувшийся рычажок с красным кружком на боку:
— Жек, ты хоть понял, что сейчас сделал?
— А чего? — хмурится Жека.
— Ты, родной мой, — неожиданно переходит на покровительственный тон Лёвка, — только что будущее запрограммировал.
— А, ну, если ты против, мы его сейчас обратно перепрограммируем! — идет на попятный Жека — цепляет большим пальцем злополучный рычажок и тянет его назад. «Предсказатель» скребёт днищем стол, медленно едет в сторону под Жекиной рукой, но рычажок не сдвигается с места.
— Ах, ты вот как, — хмыкает Жека, — сейчас мы тебя уговорим!
Отпустив жука и покрепче взявшись за корпус прибора, Жека хватается за рычажок, рывком отводит его назад. Рычажок отзывается жалобным хрустом и остаётся в Же-киных пальцах.
— Да что ж ты…!!! — Лёвка бросается было к «предсказателю», но замирает: прибор начинает глухо порыкивать, вздрагивает и недобро лязгает чем-то внутри.
— На пол! На пол!!! — ныряет под стол Лёвка.
В чём, в чём, а в этом с Лёвчиком спорить не станет никто. Даже Жека. Мы послушно следуем за Лёвкой.
Секунда, две, три… Ничего.
— Ошибся ты, видать, мастер! — приподнимает голову, добродушно подкалывает Лёвчика Жека. — Зря нас сюда…
Над нашими головами оглушительно грохает, взрывается Лёвкин прибор — летит во все стороны шрапнель мелких деталей, барабанит по полу дождь белых кнопок, впивается в оконную раму рваный осколок верхней панели.
— Доигрались, — мрачно резюмирует Лёвка.
— В-вставай, г-говорю, — Лёвка бросает мне полотенце, прихрамывая, выходит на балкон.
Наскоро умываюсь и присоединяюсь к Лёвке. Со всех балконов вдаль, на запад, смотрят соседи — бодрые и заспанные, ждущие и безразличные, кутающиеся в пледы и подставляющие лицо колючему осеннему ветру.
— С-скоро уже, — смотрит на часы Лёвка.
И точно: едва он успевает закончить фразу, как над городом разносится сигнал. Сигнал каждый раз разный: иногда это трель жаворонка, иногда барабанный бой, иногда нежная мелодия старой колыбельной. Сегодня сигнал говорит голосом Воды. В детстве, читая «Синюю птицу», я пытался представить себе голоса героев: голос Огня потрескивал, голос Хлеба был глуховатым — с мягкими сдобными нотками, а голос Воды был именно таким, как этот сигнал, что будил сейчас и без того не спящий город. Сигнал шелестел морским приливом, затоплял колодцы дворов плеском волн у причала, вливался в арки горным потоком, гулким эхом отдавался от стен и плыл дальше, к окраинам, плыл, возвещая наступление очередного цветного дня.
Ещё минута — и далеко за городом, словно разверзая сомкнувшуюся над ними землю, ввысь потянулись мегаэкраны. Огромные, заслоняющие собой горизонт, они поднялись над городом. Поднялись для того, чтобы в который раз стать полем для мозаики — цветных секторов, что уже четвёртый год определяют судьбу нашей планеты.
Сигнал медленно затихает, журчащий голос Воды словно впитывается в грунт, уходит прочь — под землю. Уходит для того, чтобы однажды вернуться опять. Над головой раздается громкий, короткий звук: «Бум-м». Пластмассовая крыша нашего балкона чуть прогибается, и на широкие перила падает жук.
— М-малиновый, — констатирует и без того очевидный факт Лёвка.
Крупный, размером с два моих кулака, жук тем временем семенит по перилам, вертит туда-сюда головой с изогнутыми телескопическими рожками, сбивает титановыми лапками слоящуюся старую краску. Добравшись до края перил, жук расправляет полупрозрачные, с тонкой сеткой арматуры, крылья и беззвучно планирует вниз, к своим.
* * *
Что меня всегда удивляло в Лёвке, так это его способность исчезать — уезжать в неизвестном направлении, не сказав никому ни слова, не оставив записки, не попытавшись объяснить.
В первый раз он пропал ещё тогда, в шестом классе, — как раз после того, как из-за Жеки взорвался его «предсказатель». Лёвки не было пять дней. Было пять пустых рассветов, пять вечеров, что не принесли ничего, кроме безнадёжности, пять ночей, когда сон нахально раскачивался, присев на край скрипучей форточки. Сон смеялся, сон жонглировал цветными мячиками надежд — и не делал ни шага вперёд. А на шестой день Лёвка нашёлся. Вот так, как ни в чём не бывало, появился в нашем дворе — бросил в летнюю пыль увесистую на вид сумку, уселся на старые качели, пружинисто оттолкнулся и взмыл вверх — к августовскому небу, к запутавшемуся в облаках солнцу, к только ему известным идеям и мечтам. Скрипели, раз за разом вознося Лёвку к небу, качели, стояла, замерев на балконе, Лёвкина мать, а Лёвка качался, подставлял лицо весёлым солнечным зайчикам и улыбался чему-то своему.
А потом Лёвка целый месяц сидел дома и собирал вторую модель «предсказателя» — хмурился, перекладывал с места на место принесённые неизвестно откуда детальки и как-то нехорошо, не по-детски, вздыхал.
Собрать второй «предсказатель» не удалось. Что было тому виной — забытая ли схема, некачественные детали или простое отсутствие «правильного» настроения — сказать было сложно. Но когда стало окончательно понятно, что воссоздать аппарат не получится, Лёвка впал в другую крайность и стал убеждать всех засесть за работу над аналогом «предсказателя». На логичный вопрос о причине подобной необходимости Лёвка отвечал уклончиво, а если о чём и говорил, то большей частью о будущем, о критическом перенаселении Земли… и о жуках, которые-де будут нещадно наше невезучее человечество уничтожать.
