— Сухан, бой!
«Предводитель команчей» получил сулицу в голову и умер, остальные по-сваливались в кучу на дне лощины ниже тропы. И тоже умерли. Потому что у Сухана оставалось ещё 9 дротиков, а их было только четверо. А я держал Курта — он так хотел побегать, поиграть…
Почти задушенный Христодул шипел и плевался, пока я его расшнуровывал, распутывал и разошейничал. Потом притих. Сказать что-то конкретное он не мог: одни эмоции и проклятия. Тяжелораненных… допросить не удалось — языка мы увы… Просто дорезали. Пока Сухан и Христодул занимались обдиранием и упаковкой хабара, я отрезал покойникам уши, сделал своё фирменное ожерелье и прошёлся чуть вперёд.
Предчувствия меня не обманули: лощина вывела к низине с речкой. Здесь наш отрог возвышенности заканчивается, а метрах в ста, на той стороне низины, начинается следующая гора.
Перекрёсток. Тропа разветвляется: одна идёт через речку на противоположную горку, другая — вдоль речки. Поперечная тропка — чуть натоптаннее. Выше по речке… похоже, пастбище. Или покос — трава слишком короткая.
Жилое место. Где-то здесь.
Жилья не видно. Ни дыма, ни запаха.
Соседи. Близкие. Враждебные. Кровные. Плохо.
Повесил на куст у перекрёстка свой «памятный знак» из отрезанных ушей и потопал обратно.
Осмотр ободранных покойников показал — подростки в возрасте от 12 до 16 лет. Ценного на них почти нет. Ножики, кресало… Два воротника со штопанных, ветхих, пропотевших рубах я срезал.
* * *
Эрзянская рубаха не похожа по крою ни на русскую, ни на рубахи других здешних народов. Сделана из одного полотнища, перегнутого поперек на плечах; бока из двух более коротких полотнищ («полотенец»), пришитых к центральному ниже рукавов. Рукава с боками соединяют квадратными ластовицами. Вышивка на мужской рубахе идёт по шейному и грудному вырезам, краям рукавов и подолу. Делается крестом, черными и красными нитками, ромбовидным, крестовидным и квадратным простым узором.
Вот пару образцов «по шейному вырезу» я и забрал. Каждый род имеет свою вышивку, всегда можно узнать — откуда покойник.
Да, кстати, эрзя — единственный здешний народ, в комплект женского костюма которого не входят полотняные штаны по щиколотку. Почему — не знаю. Но уже сам факт — радует.
* * *
Топали-топали, тащили своё возвращаемое барахло. И чуток — присвоенного. Христодула не нагрузишь — самого как бы тащить не пришлось. Идёт на одной эмоции. На какой? Как вы догадались? Правильно — на злобе. На всё. Что его как девку — умыкнули, что как тёлку на верёвке тащили, что в задницу пинали без уважения… Тут, наконец, Курт сделал стойку и побежал здороваться с Могутой.
Могута с выводком пошёл дальше — краеведением заниматься, а мы вернулись на полчище.
Уже вечерело, когда в моём балаганчике собрались ближники.
«Отчёт о ходе работ» — не порадовал. Из-за этой суетни потеряли кучу времени. Ямы выкопали не полностью, глины — не принесли, даже — не накопали. Хлеб вытащили наверх. Теперь его надо накрыть, а то дождь пойдёт. Всё вокруг сырое — зерно надо бы подсушить перед ссыпкой. Как? Деревянными лопатами на ветру подкидывать? Овины, как у мари, строить? КЗС с норьями? Дурдом…
Нужна глина, а людей посылать на копку боязно: опять какие-нибудь… придут.
— Самород, тебе такая вышивка знакома? Расскажи — что за люди.
— Здешние утки…
— Стоп. Я тебя про людей спрашиваю!
— А я тебе отвечаю! В кезэрень пинге… Э… в очень стародавние времена молодой охотник пошёл на реку стрелять птиц. Нашёл утку. Только прицелился… Тут она и говорит ему человеческим… э… по-эрзянски: «Не стреляй в меня, добрый человек. Отнеси домой, накорми, обогрей, спать с собой положи. И будет тебе счастье». Охотник… того… одурел вовсе. Взял утку, отнёс домой. А она и обернулась девицей-красавицей. Тут он и давай её… любить. А она ему мозги проела — чтобы он крестьянствовал начал и охоту бросил. И родила, под это проедание — десять сыновей. Да, блин! Сразу! Цугом! Остряки самозатачивающиеся… Воевода! Уйми своих… забавлянцев! От которых пошло племя Яксярго. В смысле — утки.
Интересно. А от царевны-лягушки со схожими потребностями кто пошёл? Жаль, у нас на лягушек не охотятся.
— Яксярго большое племя. Сильное. Главный их тюштя… э… вождь. Редкостная сволочь. Их главный улей… — дальше там.
* * *
Структура племён эрзя, в первом приближении, выглядит так.
Малая семья — 6–7 человек. Основная ячейка общества: патриархальная семья — 3–4 поколения, 20–40 человек. Называется «кудо» (дом), живут все на одном подворье, одним домом. Несколько патриархальных семей, живущих вместе, составляют «пчелиный рой» — «вели» (село). Селения у эрзя довольно большие: 100–300 душ.
Казалось бы, учитывая большую долю собирательства в экономике эрзя по сравнению со славянами, поселения должны быть наоборот — меньше русских.
«Чистые» охотники-собиратели живут очень разреженно. Группа численностью 20–30 человек, включая женщин и детей, занимают территорию порядка 2500–3000 кв. км, то есть участок около 50 км в поперечнике.
Однако у ирокезов — у которых «присваивающие формы хозяйствования» были ещё важнее, чем у эрзя, а скотоводства вообще не было, селения были велики. Причина — безопасность, «в толпе» — спокойнее. И это перевешивает неудобство дальних охотничьих экспедиций.
Наличие «городков» у эрзя отмечают путешественники в 13 веке. Противопоставляя им маленькие деревушки мокши.
Демография здесь не славянская: большая доля «даров леса» в питании — снижает рождаемость.
У охотников-собирателей интервал между родами составляет в среднем 3,4 года. Медики говорят о минимальном интервале между родами в 2,5 года: 12 месяцев — вскармливание грудью, 9 месяцев — восстановление сил женщины, 9 месяцев — следующая беременность. Интервалы менее 2 лет вызывают анемию, осложнения во время беременности.
Понятно, что насчёт малокровия, осложнений и восстановления сил — в средневековье никто не заморачивается: «На всё божья воля».
Но разница в 3.4 года у охотников-собирателей и в 2–2.5 у земледельцев задаёт разные темпы воспроизводства населения. Чем больше в экономике — «даров леса» по сравнению с «плодами нив» — тем сильнее разница.
Создатели мордовского фолька это понимали: отношение к персонажам типа «рыболов-охотник» — резко отрицательное.
Для меня, здесь и сейчас, важнее другое: в монгольской семье по «Ясе» боеспособных — треть от населения, у нормальных степняков, половцев — пятая часть, в русских селениях — десятая. У моих соседей — шестая-седьмая.
