— Ну кто же там? — спрашиваю.
Две рослые фигуры топчутся у крыльца. Я почти не вижу их в слепящих снежинках.
— Да заходите, избу выстудите!
Они входят. Молодые, в темных плащах. Нет, скорее длинных шинелях с накидками. Они неловко стряхивают снег, и я вижу в их руках перчатки и черные цилиндры. Лица бледные, испуганные.
Молчат.
— Добрый вечер, — говорю я.
— О, добрый вечер! — хором вторят они.
— Видите ли, — говорит один из них, — в наши намерения… э-э… совершенно не входило причинять вам…
Я уже это понял, — перебиваю я с абсолютно неуместной иронией.
Говорящий краснеет. Румянец заливает совсем еще мальчишеское лицо с красивыми темными усами.
— Но судьбе было угодно… То есть я полагаю… — Он умолк.
— У нас небольшая беда, — подает голос второй, — и мы очень надеемся на ваше доброе расположение и вашу помощь.
— Конечно, — говорю. — Чем могу быть полезен?
— Мы путешествуем, — продолжает второй. Он потирает руку об руку.
— Да вы замерзли. Идите к печке. — Я делаю шаг назад, давая ему дорогу. Он благодарно кивает и устремляется к горячей беленой стенке. — И вы погрейтесь, — говорю я усатому. — Вон что творится. — И закрываю дверь.
Теперь они оба оглаживают теплый печной бок, и я могу их рассмотреть. Оказывается, второй тоже с усами. Только они светлые и негустые. Их даже не сразу заметишь. Зато глаза задерживают внимание. Умные, цепкие. Да хохолок льняных волос на покатом лбу.
— Так вы путешествуете, — поддерживаю я разговор.
— Да, да, — говорят они опять разом, — так получилось, что наша машина…
— Наши сани, — говорит темноусый.
— Наш вертолет, — добавляет второй.
— Наш… э-э… экипаж…
— Так вертолет или сани? — спрашиваю я.
— Сани, сани, — подтверждает темноусый. — Они стали терять энергию.
— Терять энергию? — повторяю я. — У вас что, аэросани?
Темноусый мешкает с ответом. Заговорил светловолосый:
— Простите, вы по какой части служите? — Он скользнул взглядом по столу, бумаге. — По агрономической?
— Почему вы решили?
— У вас не крестьянский вид.
— Ну и что?
— А живете в деревне, в избе…
— Ах, вот вы о чем, — смеюсь я. — Так вы ошибаетесь. Я здесь не живу. Я здесь случайно. Приехал на несколько дней. Я из Москвы. И раз вам интересно, скажу: по образованию я физик, работаю в информационном отделе одного научного института.
— Физик? — говорит темноусый. — Это замечательно. Тогда вы нас поймете.
— Польщен, — говорю я. — Так что с вашими аэросанями?
— Это не совсем аэросани. Это такой, знаете, аппарат… Новые испытания… — Он смотрит на товарища.
— И вдруг, — подхватывает светловолосый, — случайная авария. Теряем энергию. Вынужденная остановка. И нам как воздух нужна электрическая энергия. А у вас горит свет, и мы подумали… — Он поднял глаза на лампочку, голо висящую на пыльном серо-желтом шнуре.
— О, электроэнергия не проблема, — говорю я весело. — Сколько угодно, о чем речь.
— Но, — теперь запинается светловолосый, — нам нечем заплатить…
— Вы это серьезно? — Я внимательно смотрю на него.
— Вы уж нас извините. Мы, наверное, идем по дуге вместо хорды. Но эта нелепая остановка… Она сбила нас с толку.
— Послушайте, довольно реверансов. У вас какие-то секреты, ну и Бог с ними. Меня они не интересуют. А помочь я готов. Электричество — это чепуха. Что еще?
— Вы нас не так поняли. Решительно никаких секретов. Просто мы сознаем, сколь удивительными вам представляемся. Ввалились ночью, в глуши, зимой воистину как снег на голову. Да еще в таких одеждах. — Светловолосый слегка повел цилиндром.
Блеснул белый шелк подкладки.
— Да, одежда у вас та еще.
— Мы взяли ее в костюмерной.
— Я так и подумал.
— Ну вот и хорошо. Нас необычайно радует, что мы столкнулись с человеком образованным, физиком. Физик без труда поймет, что машины бывают всякие… и полеты… и…
— Так кроме электроэнергии вам что-нибудь нужно?
— Ничего. Какое у вас напряжение?
— Двести двадцать вольт вас устроит?
— А мощность? — быстро спросил темноусый.
— Точно не знаю. Полагаю, несколько киловатт.
Темноусый оглядывается на своего спутника. Они задумываются.
— Лучше бы, конечно, мегаватты, — говорит наконец темноусый, — иначе долго… Будем это… валандаться. — И посмотрел на меня неуверенно.
— Помилуйте, откуда здесь такая мощность?
— Да, да, конечно. Спасибо большое. А соединительный провод у вас есть?
— Поищем.
Я беру фонарик, и мы с темноусым идем в клеть. Лешка — мужик хозяйственный, и мы тут же натыкаемся на великолепный моток толстого провода.
— Прекрасно! — восклицает мой гость.
Мы возвращаемся.
— Позвольте, я вас чаем напою, — говорю я.
— Чай? О нет, что вы.
Я вижу, что чаю им хочется, и ставлю чайник. Подбрасываю в топку дров. Гости следят за моими действиями.
— Мне нужно к машине, — встрепенулся темноусый.
— Возвращайтесь, — говорю я. — Закипит скоро.
— Да, — спохватывается светловолосый, — мы же еще не представились. Аскольд.
— Вахтанг, — говорит темноусый.
— Илья, — говорю я.
Мы трясем друг другу руки. Вахтанг выходит.
Я начал хозяйственную возню. Сгреб свой писательский инвентарь.
Протер стол.
— Вы нас очень выручили, — говорит Аскольд. — Такой мороз. Будем надеяться, что в машине…
В сенях хлопнула дверь.
— Аскольд! — Это голос Вахтанга.
— Простите. — Аскольд выходит.
Мне очень хочется посмотреть на «сани», но я боюсь показаться назойливым. Я делаю шаг к двери и слышу взволнованный шепот: — Он замерз очень.
— Но ведь он его узнает.
— А что делать?
Мне становится неловко. Я отхожу к печке. Чайник вот-вот закипит. Появляется Вахтанг. За ним в проеме маячит Аскольд.
— Илья, — говорит Вахтанг, — там у нас еще двое. Им холодно. Не разрешите ли…
— Вы меня просто удивляете, — перебиваю я, — тащите их сюда. Будем чай пить.
Огонь горит ярко. Отблески из-за чугунной дверки ходят по стенам. Я испытываю приятное возбуждение. Столько гостей!
Вахтанг и Аскольд исчезают. Проходит минута. В сенях скрипит дверь. Топчутся люди. За Аскольдом протискивается коренастый человек, бородатый, с каштановой гривой. Одной рукой он прижимает к груди цилиндр, другую протягивает мне.
