– Ох, несчастье-то какое, – заныл он, исподтишка подмигнув Смыкову. – На нос понос, на жопу насморк, а на елду боевая рана. Не думал, не гадал, а обрезанцем стал.
– Давайте я вашу рану перевяжу, – без тени юмора предложила Бацилла. – У меня как раз и бинт при себе имеется.
– Да уж я сам перевязал то, что осталось, – печально сообщил Жердев. – Раньше мне на это дело и солдатской обмотки не хватило бы, а теперь носовым платком вполне обошелся.
– Сочувствую, – буркнул Зяблик. – Хотя что-то ты, дядя, темнишь…
– А с этими что делать будем? – спросила Бацилла, имея в виду мертвых гвардейцев. – Похоронить бы их надо по-человечески…
– Времени нет, – ответил за всех Зяблик. – Отнесем пока в задний вагон, чтоб не мешали. Пусть с нами до самых Воронков едут. А там определимся. Если аггелы нас укокошат, все в одной куче и сгнием. Ну а если мы верх возьмем, один хрен могилу рыть придется. То на то и выйдет.
Пока анархисты снимали мертвецов с тендера, Смыков шепотом спросил у Жердева:
– Вы что, и в самом деле членовредительство учинили?
– Еще чего! – лукаво ухмыльнулся тот. – Мне моя елда дороже, чем народному артисту Лемешеву – глотка. Тут смекалка нужна. Я воробья камнем подбил, башку ему оторвал и в штаны засунул. Скажи: правдоподобно получилось?
– Правдоподобно, – Смыков критически покосился на ширинку Жердева. – Как вы только не догадались кочета туда засунуть… Но все равно спасибо. Слово свое сдержали.
– Мое слово – кремень! – незамедлительно воскликнул Жердев. – Я, между прочим, в такие тайны посвящен, от которых у других сразу очко треснет. Двадцать пять лет подряд подписку давал о неразглашении. Сначала мяснику Абакумову, потом суке Серову, а уж напоследок – фуфломету Семичастному. А когда к этому моньке пучеглазому, Андропову то есть, вызывать стали, я наотрез отказался. Говорю, что забыл все по причине фронтовой контузии и хронического алкоголизма. Ну и махнули на меня рукой. Тем более что международная обстановка в тот момент сильно обострилась. Сам помнишь, чумиза косопузая на нас рогом поперла да и с чехами стоп с прихватом получился…
Неизвестно, какую новую парашу выдал бы сейчас Жердев, до этого уже намекавший на свою дружбу с маршалом Линь Бяо и президентом Готвальдом, но Смыкова позвал снаружи Зяблик, помогавший анархистам снимать с тендера покойников.
Окоченевшие трупы гвардейцев были сложены в рядок под железнодорожной насыпью, а поблизости от них переминались с ноги на ногу Зяблик и Бацилла. Анархисты, уже разместившиеся в вагонах, пялились на все происходящее из разбитых окон.
– Ты, Смыков, все на свете знаешь, а особенно следственную практику, – хмуро промолвил Зяблик. – Вот и скажи нам, как считаешь, почему этих жмуриков вместе с дровами на тендер засунули?
– Полагаете, что их сжечь собирались? – насторожился Смыков, живо вспомнивший жуткую заваруху на разъезде Рогатка.
– Уверен на все сто. Мне эти красавцы сразу не понравились. Когда их с паровоза тащили, еще ничего были… Дубари как дубари. А сейчас… Подай-ка сюда кочергу.
Заполучив длинную железную клюку, сплошь покрытую чешуей окалины. Зяблик принялся энергично тыкать ею в ближайшего покойника, однако так и не смог сдвинуть тело с места. Звуки при этом производились такие, словно железо соприкасалось не с человеческой плотью, а с обожженной на огне глиняной болванкой.
– Как будто к земле приросли, черти, – Зяблик прекратил свои безуспешные попытки. – Так говоришь, там на разъезде каменный человек вам поперек дороги встал?
– Именно, – высунувшийся наружу Жердев опередил с ответом Смыкова. – Со мной уже второй раз такое случается. Тогда в Киркопии и сейчас. Чудище каменное, но с виду как человек. Я так соображаю, что эта самая зараза, что под землей таится, шутки с людьми шутит… Не то нас под свою поганую сущность подгоняет, не то, наоборот, из своего теста новую человеческую породу лепит.
– Ладно… пусть тут и лежат, – подумав немного, решил Зяблик. – Лучше их зря не трогать. Неизвестно ведь, по какой причине они ласты свернули. Крови-то ни капли не видно… Наверное, первые, кто помер, в каменных идолов превратились, которые за своими же друзьями гонялись. Тогда очередных еще тепленькими стали на тендер стаскивать, чтобы сжечь к едреной матери. Огонь ведь от любой заразы очищает. Только не успели дело до конца довести. Помешало что-то…
– Да вы посмотрите только, посмотрите! – Бацилла отскочила от мертвецов с такой прытью, словно кто-то из них попытался ущипнуть ее за ляжку.
Гвардейцы, по неизвестной причине отдавшие Богу душу, выглядели еще более мертвыми, чем раньше, но с ними сейчас происходило что-то неладное. Сразу на нескольких трупах лопнула одежда, отлетели от гимнастерок пуговицы, трещали распираемые изнутри голенища сапог. Мертвые лица раздулись, почернели и превратились в уродливые маски.
Зяблик резко взмахнул кочергой, и у одного из покойников по плечо отломилась рука, но тут же приросла к животу другого трупа. Мертвецы, до этого лежащие в рядок, на глазах увеличивались в размерах, теряли сходство с представителями рода человеческого, соединяясь в одну слитную массу, серую, как гранит, и зыбучую, как лава.
– Атас! – заорал Зяблик, занося свое орудие для нового удара. – Рвем отсюда!
Паровоз засвистел, зашипел и окутался паром. Рычаги шатунов крутанули колеса: раз, другой, третий – сначала с натугой, а потом все энергичнее и энергичнее. Состав резво тронулся с места, и Смыков, забросив Бациллу на лесенку, едва успел вскочить следом. Зяблик, так и не выпустивший из рук кочерги, запрыгнул на подножку последнего вагона.
Поезд, словно почуявшее опасность живое существо, быстро набирал скорость. Позади него росло и ворочалось серое чудовище, еще недавно бывшее мертвой человеческой плотью, а ныне превратившееся неизвестно во что…
После того как у Жердева появились сразу двое помощников, самозваному машинисту уже не приходилось повторять, как заклинание: «Дрова, дрова, дрова!»
Хрупкая на вид, Бацилла оказалась девчонкой на удивление расторопной и крепкой («Я в Степи к любой работе привыкла, – объясняла она. – И аркан бросала, и юрту ставила, и баранов резала»), так что вскоре топка была забита до отказа.
Как и любой человек, родившийся в эпоху Великого Затмения, с детства наблюдавший крах и агонию окружающего мира, исколесивший немало чужих стран и много раз сталкивавшийся со всякими мрачными чудесами, Бацилла восприняла недавнее происшествие достаточно спокойно. Куда больше ее волновало будущее – обходный маневр вокруг Талашевска и схватка с врагом, осаждавшим кастильскую миссию. Лучше других зная все сильные и слабые стороны своего отряда, она полагалась в основном на фактор внезапности и стратегическое чутье Зяблика, о подвигах которого была наслышана еще с детства.
