– Я ищу группу людей, которые направляются на север и могли проезжать мимо, – обратился он к станционному смотрителю, пока конюх седлал свежего жеребца. – Трое мужчин и две женщины в личном экипаже.
Станционный смотритель задумчиво почесал затылок, словно стимулируя работу мозга.
– Приезжали тут одни вчера вечером где-то после ужина. Хорошая четырехместная коляска, запряженная четверкой лошадей. Они пробыли здесь совсем недолго – только лошадей поменяли. Очень уж спешили, будто за ними сам черт гонится.
– А что дама с горничной? Ты смог их разглядеть? С ними все было в порядке?
Человек как-то странно взглянул на него.
– Ну, я не знаю… Я видел их мельком, да и то краем глаза. Они не выходили из экипажа. Мужчины, которые их сопровождали, отдавали все распоряжения…
– Низенький, коренастый, краснолицый мужчина преклонных лет, франт и высокий человек, одетый во все черное? – нетерпеливо обрисовал Клаус всю троицу.
Станционный смотритель кивнул.
– Пожилой джентльмен тоже не выходил из экипажа, только отдавал указания тем двоим. Потом один пошел за продуктами, которые они взяли с собой, а другой тем временем рассчитался со мной.
– Они не сказали, куда едут?
– Нет, господин, ничего такого я не слышал. Знаю только, что они чертовски торопились – так, что даже не позволили дамам выйти передохнуть с дороги. Как только все указания были выполнены, они тут же сорвались с места.
– И куда направились?
– На север. Сдается мне, что они движутся к границе. Я уже достаточно экипажей повидал на своем веку, чтобы определить, какие из них свадебные. И чутье подсказывает мне, что они от кого-то бежали.
– От меня, – сказал Клаус.
У станционного смотрителя глаза на лоб полезли.
– От вас?
– Да, – сказал Клаус сухо. – Дама в экипаже – моя невеста. Ее похитили и не отпускают. Подумай, было ли что-то еще… Может, ты что-то слышал или видел, что могло бы помочь напасть на их след… Далее если поначалу ты не придал этому особого значения.
Станционный смотритель растерялся.
– Н-нет, господин. Хотя погодите! Попалась мне в руки одна любопытная вещица…
Он порылся в ящике стола и достал кружевной платочек. В углу была вышита буква «Р», вся в завитушках.
– Это вылетело из окна кареты, когда она отъезжала. Как будто кто-то нарочно выбросил. Мне кажется, это довольно дорогая вещь, чтобы ею разбрасываться. Вы только взгляните на кружевной кантик. Видите букву «Р» здесь, в углу? Мою благоверную зовут Ровена. Я собирался…
Клаус выхватил платок у него из рук и поднес к лицу. В нос ударил запах Бэкки. Полевые цветы и пахучие травы перемешались с ароматом ее тела, запах оставался свежим и чистым, даже после того как к нему примешался запах земли. Он еле слышно застонал, жадно вдыхая его, забирая себе частичку ее, впитывая ее неповторимый аромат, словно это могло заставить ее предстать перед ним. Когда он расстегнул сюртук, чтобы положить платок в карман жилета, станционный смотритель подошел ближе.
– У вас кровь! – воскликнул он. – Не иначе как подстрелили!
– Ничего, пустяки, – отмахнулся Клаус, запахивая жилет.
– Послушайте, в общем зале есть врач. Он, не задавая лишних вопросов, живо поставит вас на ноги.
– На это нет времени, – бросил Клаус и зашагал к стойлу. Да, рану нужно было подлечить. Но это подождет. Хлопоты о здоровье были для него в новинку, напоминая, что он теперь простой смертный. Будь он астралом, тем же Фоссгримом, то рана давно бы уже сама собой затянулась и не доставляла хлопот. Он почерпнул бы свежие силы из прежних источников, которые теперь были для него закрыты. Анна-Лиза и так сделала все, что могла, чтобы снять боль и ускорить заживление с помощью своих таинственных травяных припарок, отваров и курительниц с ромашкой. В лечении она достигла поразительного результата – любой другой уже давно бы слег, – но ноющая боль не оставляла его, а теперь еще и кровотечение открылось. У него в кармане лежал мешочек с травами, который Анна-Лиза сунула ему на прощание, когда они покидали коттедж. У первого же ручья он устроит привал и сделает компресс, но пока с этим придется подождать. Время дышало ему в затылок, и он проклял все на свете, выводя лошадь из стойла и срываясь с места в карьер под крики станционного смотрителя.
Черт! Сил на престоле! Где же ты, Генрик? Ты мне так нужен. Он поминал старейшину недобрым словом, продолжая свой путь. Уж кто-кто, а Генрик точно бы сказал, как поступить. И он точно знал, какие еще испытания выпадут на его, Клауса, долю. Из всех бывших талантов Клаусу больше всего не хватало ментальных способностей.
– Я там, где смогу быть вам полезен, – произнес такой родной и близкий сердцу голос, словно старейшина находился где-то рядом. – Как и обещал, милорд.
– Генрик?
Наверняка у него горячка! Клаус чувствовал, что ему нездоровится. Даже ветер при таком бешеном галопе не мог остудить его сухую, горячую кожу. Вот уже и рассудок помутился. Но бред это был или нет, при звуке этого голоса он от неожиданности чуть не вывалился из седла.
– Все так же богохульничаешь! – пронесся в его сознании голос старейшины. – Уж от этого мог бы воздержаться, тем более сейчас.
– Зачем? – ответил Клаус. – Боги все равно от меня отвернулись.
– Да просто чтобы произвести благоприятное впечатление на того, кто сейчас руководит твоей судьбой.
– Как же вышло, что я тебя слышу, старина? Хотя какая, к черту, разница! Ведь слышу же!
– Боги лишили вас всех прежних способностей, но они не властны над способностями, которые унаследовала ваша человеческая половина. Я уже как-то говорил, что порой смертные обладают недюжинными способностями, но не всегда знают, как использовать свой дар. Ваша мать была одной из таких смертных. На жизненном пути вам предстоит встретить еще много людей, которые видят, чувствуют и знают то, что недоступно остальным. Это дар останется с вами на всю жизнь. Никакая сила Иного мира не может забрать его у вас. К тому же, хотя доступ в астрал для вас закрыт, у вас осталось там немало друзей и сторонников. Вы не можете прийти к нам, зато мы можем поддержать вас… когда в этом есть необходимость. Разве мы не можем свободно перемещаться по планете? Мы приходим и уходим, когда нам заблагорассудится, и открываемся тем, кому захотим. Разве не так сложилось с незапамятных времен?
– Надо же, я и забыл…
– Любовная лихорадка, что уж тут поделаешь, – печально произнес Генрик.
– Ты прав, это неизлечимо. И я готов болеть ею всю жизнь.
– Тогда скачите как ветер, юный лорд! Главная опасность подстерегает ее не в карете, рядом со спутниками. Скоро она достигнет воды.
