– Да, верно, – подтвердил Рикассо. – Хотя к главному вопросу мы пока даже не подобрались.
– Какой это вопрос?
– Что есть Метка? Или, в более широком смысле, что есть зоны? Почему они берут начало на Клинке?
Кильон собирался ответить, когда на другой стороне Клинка-Два заметил отвесную спиральную стенку. У него аж сердце екнуло.
– Смотрите! – сказал он Рикассо.
Тот посмотрел, и на миг Кильон увидел отражение собственной реакции – узнавание и щемящее чувство чего-то неладного.
На черной поверхности Клинка-2 меж выступами двух восходящих виражей красовалась звезда с точками. Блестящим зеркалом она отражала линию горизонта, делившую ее на коричневатый низ и голубоватый верх.
Знак тектомантов!
– Ну вот, ситуация осложняется интересным образом, – пробормотал Рикассо.
Спускались они судорожными головокружительными рывками: Рикассо сражался с огнесоковой горелкой, шар – с переменчивыми ветрами у основания Клинка-2. Кильон понял: о стыковке с «Репейницей» лучше не мечтать. Будь шар в более опытных руках, а ветра́ – благоприятнее, может, и получилось бы. Но не сегодня и не под управлением Рикассо.
Древние постройки, похожие на те, что окружали стену, жались к основанию Клинка-2 и уползали вверх по выступу. Здесь словно начали возводить подобие Конеграда, но выше не поднялись. Чем бы ни служил выступ, Кильону думалось, что для обитания людей он не предназначался. Вдруг он связан с ветрами – меняет их направление, чтобы дули вверх, а не вокруг вздымающейся колонны? Или выступ позволял гигантским машинам ползать вверх-вниз по внешней поверхности Клинка, при необходимости ремонтировать его и перестраивать?
– Вон она, – нарушил молчание Рикассо.
– Кто?
– «Репейница». Следует за нами, и это хорошо. А то я побаивался, что она потеряет нас в небесах.
– Об этом вы не говорили, – заметил Кильон.
– Не думал, что это поможет.
– Правильно думали. Допускаю, вывод преждевременный, но вы хоть представляете, что увиденное нами, тот символ, имеет отношение к Нимче и другим тектомантам?
– Честно? Нет, не представляю. Зато есть идея. Отметина у нее на голове… Ее способности… Все это появилось не по волшебству. Послушаешь, сделаешь мне одолжение?
– Я же никуда не тороплюсь.
– Предположим – подчеркиваю, только предположим, – что в свое время тектоманты играли в обществе некую очень важную роль. У вас на Клинке ведь есть гильдии? В Рое существует традиция родового наследования: корабли переходят от отцов к сыновьям и так далее. Иначе говоря, людям свойственна семейственность.
– По-вашему, тектоманты – какая-то гильдия?
– Воспользуемся пока этим термином. Гильдия тектомантов сложнее любой нам известной. Теперь давай предположим, что знаки и способности появились в результате прямого управления наследственными факторами, – примерно по той же схеме обычных людей превратили в ангелов. Чем бы ни занималась гильдия, какую бы цель ни преследовала, изменения требовались колоссальные. И непременно наследуемые, чтобы каждое поколение передавало способности следующему. Отметина у девочки на затылке лишь внешнее проявление внутренних отличий, которые куда сложнее и глубже.
– Значит, некогда тектомантов было много.
– Сотни, тысячи – кто знает? Достаточно для выполнения миссии, возложенной на них обществом. Разумеется, браки тектоманты заключали исключительно между собой. Гильдия наверняка была закрытой и самопополняемой. Думаю, чужаков изредка принимали, чтобы предотвратить вырождение, но приток свежей крови строго контролировался.
– Это ясно. Неясно другое: как дошло до нынешней ситуации, когда тектомантов так мало, что они кажутся почти сказкой?
– Что-то определенно случилось. Пожалуй, чересчур смело будет предположить, что дело в появлении Метки, в открытии Ока Бога, в появлении зон. Может, я забегаю вперед, это моя слабость. Но ты подумай: если цивилизация погибла, что стало с гильдией? Ее члены попрятались или, наоборот, вынужденно раскрылись и приспособились к жизни среди обычных людей? Влились в чужие семьи, разбавили свои наследственные факторы?
– Разбавили, но не растеряли, – отозвался Кильон, продолжая рассуждения Рикассо. – Наследственные факторы не исчезли, при оптимальном сочетании их хватает для рождения тектоманта. Хотя после перерыва в пять тысячелетий или сколько там минуло, это крайне маловероятно.
– Крайне маловероятно, согласен, не то тектомантов было бы пруд пруди. Нет, они появляются, но очень редко, как чудо, с точки зрения статистики. На каждого полноценного тектоманта, на каждую Нимчу наверняка есть другой, с правильным набором наследственных факторов, но неполным. Дитя со способностями, но без отметины. Или дитя с отметиной, но без способности смещать зоны. Они существуют, доктор. Их мало – да, пожалуй; но раз Нимча существует, она точно не одна.
– Вы правда верите, что есть и другие?
– Их наверняка не много. Одни старше Нимчи, другие моложе, некоторые, возможно, даже не осознают, кто они такие. Я очень сомневаюсь, что она одна.
– Но ведь что-то изменилось, да? Шторм, налетевший на Клинок, собирался годами. Такое случается не чаще чем раз в столетие, а то и реже.
– Вдруг Нимча особенная, даже для тектомантов? Или вдруг что-то изменилось в Метке, что-то сделало ее податливее и восприимчивее?
Кильон обдумал услышанное.
– Если Нимча – исключительный тектомант, наша с ней случайная встреча кажется еще невероятнее.
– Не желаешь считать себя жертвой поразительного стечения обстоятельств?
– Окажись Нимча тектомантом, но одной из многих, сколь бы много их ни было… я, пожалуй, поверил бы, что мы «просто» встретились. Еще меня интересует, насколько права Калис в отношении дочери.
– В каком смысле?
– Калис считает, что тот большой шторм спровоцировала Нимча. Способности девочки очевидны, и я не виню ее мать за такое предположение. Но вдруг в остальном Калис ошибается? Если есть и другие тектоманты, если каждого из них притягивает Метка и каждый способен реагировать на притяжение и сдвигать зоны, по силам ли Калис выделить влияние именно своей дочери?
– Ты не веришь, что Нимча так влиятельна, как считает Калис?
– В одиночку – нет, а вот совместно с другими тектомантами – очень даже возможно. Или же мы в корне ошибаемся, Нимча – единственный тектомант и Калис не преувеличивает силу ее способностей.
– Ни то ни другое доказать мы не в состоянии, – подытожил Рикассо. – Так что с выводами лучше не спешить. Определимся с одним – домом Нимча зовет Клинок, а не Метку. Может, именно Метку должны исправить на Клинке тектоманты. Залечить рану на поверхности земли, прожженную Оком Бога.
– А что будет потом?
– То, чего последние пять тысячелетий мы почти не видели, – ответил Рикассо. – История.
Пока они с Кильоном беседовали, шар терял высоту. Впереди, на пересечении бледных, вымытых осадками, выжженных солнцем дорог, несколько белых домов обступили здание-купол. Его желтоватый верх испещрили черные трещины. Судя по числу окон в соседних домах в здании было этажей пятнадцать-двадцать. При иных обстоятельствах оно впечатлило бы, сегодня же казалось жалкой попыткой чего-то достичь.
– На купол постарайтесь не садиться, – посоветовал Кильон.
Ветра яростно стремились им помешать. Рикассо пытался побыстрее сбросить высоту, но восходящие потоки воздуха поднимали шар. Капсула уже опустилась ниже кончика купола и сейчас двигалась на уровне крыш самых высоких домов. Столкновение казалось неизбежным, и Рикассо, оставив попытки снизиться, начал избавляться от балласта и снова зажег горелку. Шар с трудом устремился вверх. Гондола поднялась над крышами самых дальних от центра домов, чиркнула по стене и взмыла еще выше. Высота зданий постепенно увеличивалась: чем ближе к куполу, тем больше этажей.
– Когда я советовал не садиться на купол…
– Да-да, – перебил Рикассо, – «постарайтесь не садиться» ты употребил в общепринятом значении.
Мимо купола не пролететь – это сомнений не вызывало. «Что случится при наихудшем раскладе?» – гадал Кильон. Пока они летят и высоту не теряют. Даже если врежутся в край купола, ветер, самое большее, протащит их через верхушку, но потом они снова освободятся.
– Думаю, все будет в порядке, если мы только не врежемся… – начал Кильон.
– В трещину, – договорил Рикассо. – А похоже, нас несет прямо на одну из них.
От верхушки купола трещина тянулась наружу к самому высокому из близлежащих домов. Снизу она была шире, чем сверху. Кильону казалось, гондола вполне через нее протиснется, а вот касательно шара он почти не сомневался, что нет.
В трещину гондола вошла почти без потери скорости. Потом затормозила куда резче обычного и остановилась. Гондола скрипела и раскачивалась в полумраке купола. Наклонные иллюминаторы не давали посмотреть вверх, но Кильон и так знал, что шар застрял.
