Он вновь улыбнулся, и Билли увидел, что у двойника выросли клыки.
— Я тебя узнаю, — сказал тогда Билли. — Ты — мой чинди, мой настоящий чинди, не так ли?
— А если и так, — ответил другой, — и если ты считаешь меня злом, то ты видишь меня таким по ошибке. Я — твое отрицательное «я». Не лучше, не хуже, а лишь неосуществленное. Ты призвал меня давным-давно, убежав от части самого себя. Ты не можешь уничтожить отрицание.
— Давай посмотрим, — сказал Билли, поднимая лазерный обрез и нажимая на спуск.
Вспышка света прошла сквозь его двойника без какого-либо видимого эффекта.
— Так со мной бороться нельзя, — сказал другой.
— Тогда иди к черту! Почему вообще я должен с тобой бороться?
— Потому что я могу тебя уничтожить.
— Тогда чего же ты ждешь?
— Я еще не достаточно силен. Так что продолжай убегать, продолжай прятаться в первобытное, а я буду набираться сил. Потом, когда мы снова встретимся, — он бросился на четвереньки и стал напоминать Кота с единственным мерцающим глазом, — я стану твоим противником под любым именем.
Билли выхватил тазер и выстрелил. Тот исчез в теле другого, и другой вновь стал его двойником и, поднявшись, ринулся на него. Кабель с острием упал на землю и автоматически смотался.
Билли провел удар левой, и казалось, кулак с чем-то соприкоснулся. Двойник рухнул на землю. Билли повернулся и бросился бежать.
— Да, убегай. Давай мне силу, — крикнул ему вдогонку другой.
Оглянувшись, Билли увидел лишь слабое зеленоватое свечение рядом с певцами ветра. Он продолжал двигаться очень быстро, пока оно не исчезло при очередном повороте. Голоса певцов ветра стихли. Он вновь замедлил шаг.
Каньон опять стал просторнее, ручей расширился и потек медленнее. Казалось, в воде он видел искаженные лица и звериные морды.
Теперь он чувствовал себя предметом пристального изучения. Это ощущение усиливалось, и он огляделся, ища источник среди мимолетных образов, возникавших среди теней и воды.
— Кот?
Ответа не было, что ничего не означало. Но не было и передачи мрачных предчувствий — если только они не терялись в эмоциональной суматохе.
— Кот? Если это ты, давай драться. Теперь когда угодно. Я готов.
Потом он миновал острый выступ на стене каньона и понял, что чувствовал не присутствие Кота. Ибо сейчас он созерцал странное существо, рассматривавшее его, появление которого запутало ощущения.
Оно напоминало гигантский тотемный столб. Его народ никогда не делал тотемных столбов, те имели отношение к народам северо-запада. Однако этот, казалось, чем-то соответствовал моменту, если не подходил к месту. Он вздымался ввысь и имел четыре лика — а возможно, и смутно видимый пятый на самом верху.
Это были лица двух женщин — одной полной, другой худой, и двух мужчин — одного черного, другого белого. А над ними, казалось, парило, словно дымка, улыбающееся мужское лицо. Их взгляды были направлены на него, и он понял, что созерцает не резьбу, а живые существа.
— Билли Черный Конь Сингер, — обратился к нему голос среднего рода.
— Слышу тебя, — ответил он.
— Ты должен прервать здесь свое путешествие.
— Почему?
— Твоя миссия выполнена. Дальнейшим бегством ты ничего не добьешься.
— Кто вы? — спросил он.
— Мы — твои духи-хранители. Мы хотим оберечь тебя от твоего преследователя. Поднимайся здесь по стене. Жди наверху. Тебя там через некоторое время встретят и переправят в безопасное место.
Взгляд Билли переместился со столба на землю под ногами и перспективу впереди.
— Но я по-прежнему вижу в этом каньоне свою тропу. Я не должен ее здесь оставлять.
— Это ложная тропа.
— Нет. Уж это-то я знаю: я должен следовать по ней до конца.
— Там находится смерть.
Он вновь какое-то время молчал.
— Все же я должен следовать по ней. Одни вещи важнее других. Даже смерти.
— Что это такое? Почему ты должен следовать по данной тропе?
Он несколько раз глубоко вздохнул и продолжил пристально смотреть на землю, будто увидев ее впервые.
— Я ожидаю в конце тропы самого себя, такого, каким должен быть. Если же я не пойду по этой тропе, произойдет смерть иного рода… Худшего, по-моему, — добавил он.
— Мы не в силах тебе помочь, если ты продолжишь путь.
— Значит так и должно быть. Спасибо за попытку.
— Мы слышим тебя, — сказал тотем, медленно погружаясь в землю, — лицо за лицом ускользали из вида под камень, пока на мгновение не мелькнуло последнее, смутно видимое лицо, похоже, улыбающееся ему.
— Тогда играй, — как показалось, прошептало оно и затем тоже пропало.
Билли потер глаза, но ничего не изменилось. Он пошел дальше.
…Я шагаю по невидимой дуге,
ноги готовы нести меня куда угодно.
исходи нфра место вод ткущих прочь сголовой наверх ом ехать еперь ккаждому где пять еперь четыре врозьврозь конь на горе дух разрос лис я в телокол как поводы ткущие сть несколько стен припирать и тупак наших глав сортировать сестры в небе старики под землей а след койота впереди тень черной птицы повсюду и братодин в чансе разумов не в розврозвзорвзор
— Боже мой! — воскликнула Элизабет, откидываясь на спинку кресла.
Алекс Мансин налил стакан воды и залпом его выпил.
— Да, — сказал Фишер, массажируя себе виски. У Мерси Спендер начался приступ кашля, длившийся с полминуты.
— Ну и что? — тихо спросил Фишер.
Мансин покачал головой.
— Не знаю.
— Железный Медведь был прав насчет того, что, по его мнению, Сингер находится в ином мире, — сказала Элизабет. — Мы не можем им управлять.
— К черту, — сказал Фишер. — Мы пытались, и мы пробились, даже если он превратил нас в тотем. Вы же знаете, меня волнует не это.
— Там был он, — заявила Мерси, — в духе.
— Кто-нибудь, позвоните в больницу и удостоверьтесь, что Сендс действительно умер, — сказал Фишер.
— Не понимаю, как они могли ошибиться, Чарльз, — сказала Элизабет. — Но Мерси права. Он каким-то образом был с нами, и кажется, будто он по-прежнему где-то поблизости.
— Да, — вставила Мерси. — Он здесь.
— Вам не нужны спиритуалистские гипотезы, чтобы описать то, что, по-моему, произошло, — наконец заявил Мансин.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Элизабет.
— Просто воспоминание о том, как он умер. Мы все были вместе, функционируя как единая сущность, в которой понимаем очень мало. По-моему, травма, связанная с его смертью, послужила созданию чего-то вроде голографии разума в нашем общем сознании. Когда мы разделились, оно ослабло, но все мы носим более бледные варианты — вот почему нам кажется, что мы ощущаем его присутствие. Когда мы только что воссоздали эту общую сущность, повторного сочетания черт стало достаточно для воспроизводства, так сказать, полной функционирующей копии его разума.
