— Так почему ты назвал его Учителем?
— Потому что он сейчас принял меня в ученики.
Лайза задержалась в доме:
— Еще Володимир чревовещал что-то непонятное. «Большая игра начнется через семнадцать дней».
— Ай-яй-яй. Я-то думал, позднее. Спасибо, что сказала. Тогда вот что — ты поступаешь в распоряжение отца Фомы.
— Где его найти?
— Сейчас скажу. Сема, дай небо над Европой. — Дядя Саша стал изучать карту звезд, потом сделал проекцию на карту земли. — Вот что, Лайза. Езжай-ка ты в Салоники и жди указаний. Там сейчас недалеко фронт, так что можешь обосноваться в каком-нибудь безопасном пункте, только сообщи место. В случае чего можно будет договориться, чтобы там не бомбили.
Закрыв за ней дверь, он сел в кресло и стал ворчать:
— Стар я стал. Вот, погулял немного по окрестностям, и искусственные кости уже болят на сростках. И голова чего-то ноет после этих разговоров. А сейчас еще наверняка Этот позвонит. Тут вообще держи ухо востро.
Этот не заставил себя долго ждать. Заиграл мотив видеофона. Дядя Саша включил экран. Там сидел неприметный человек с равнодушным взглядом.
— Привет. Как дела, не спрашиваю, не хочу сыпать соль на раны, — заявил Саша без предисловий, не скрывая своего торжества. — Получается, зря вы Нестерову-то, того...
— Напрасно, напрасно вы так думаете. Мы всем очень довольны. Наша ресурсная мощь теперь превосходит любой союз мира.
— Кинули, значит, натовцев.
— Кинули. А что нам НАТО? Пустая банка. Даже забавно было бы посмотреть, как их раздавит Халифат, но нельзя так нарушать мировое равновесие.
— Ну, ты мне еще сейчас будешь рассказывать, что это вы остановили наступление Халифата.
— Остановить не остановили, но посоветовали. Советники, консультанты — великая сила истории.
— Ты мне только не рассказывай про советников. Я тебе и сам могу порассказать и о вашем Мустафе, и о Шамиле. Правильно перечисляю? Правильно. Не в них дело и не в их советах. Халифат в глобальную игру вошел, как утюг, локальную дырку прожег и остановился. Против него сейчас все. Он уже проиграл. При случае Исе так и передай. Пусть окапывается в Африке, там ему самое место — из Евразии его выдавят. Вот, пусть с американскими исламистами дружит. Но они для него — еретики.
— Не любите вы ислам, и что он вам сделал?
— Я к исламу равнодушен. А вот вы, уважаемый, с прошлого века ислам подставляете по полной программе. И Иса это уже понял, просто достать вас не может. Пора вам заканчивать эту партию. Вот, и Сергеича упустили. Не так он прост, как вы думали.
— Это ты ему подыграл, старый хрыч. — На лице собеседника проступило напряжение. Видимо, он это понял и немного размыл свое изображение телережимом «ограниченный туман».
— А не надо хвастаться, что у вас все на мази. Силы уравновесились. Все зависит от Романова...
— Ой, ой, ой! Мы снова полюбили Романова! Мы снова, дорогой Александр, верим дорогому Сереже.
— Не юродствуй. Что там решит Романов, неведомо, но надеюсь, что на этот раз он вас удивит.
— Удивит, не удивит... Хорошо бы, конечно, чтобы не удивил. Но свой ресурс мы за это с европейцев уже получили, так что ультиматум Союза для нас теперь не так уж и важен.
— Что, я могу прямо вмешаться и объяснить Романову...
— Нет уж, дудки, — собеседник снова напрягся. — Игра есть игра. Спортивный интерес, знаете ли. Не так уж Романов важен, но все же. Не надо резких движений, а то получится, как десять лет назад.
— Ах, мы угрожаем? Предатели, раскололи Школу Хранителей и гордитесь до сих пор.
— История переросла эту вашу игру в Хранителей. Никакого предательства — красивое завершение партии.
— И теперь ждете красивого завершения? Уверены в себе?
— Уверены. Но нас эта игра действительно уже не так волнует.
— Ничью хочешь?
— Затем и звоню. Давай ничью.
— Ладно. Тогда так: вы отстаете от Артема, Тани и других участников «Социума».
— Лады. Но доследующей игры, если они в нее ввяжутся.
— Само собой. Значит, тайм-аут на семнадцать дней?
Видимо, дядя Саша ударил ниже пояса, показав свою осведомленность. Во всяком случае, чтобы не выдавать эмоций, Мастэр совсем стер свое изображение с экрана видеофона, заменив его рисунком венецианской маски. Это значило, что сообщение махатм, переданное через Володимира, было достоверным. Саша продолжил развивать успех:
— А Романов?
— Романов — другое дело. Здесь у нас обязательства. Дело нашего престижа, чтобы он написал в докладе то, что нам нужно. Так что от него мы отстанем только 2 октября. Это и будет конец прежней игры.
Когда окно погасло, дядя Саша погладил лысину и сообщил Семе:
— Плохо дело. Большую игру они начинают прямо сейчас.
Сема, как это часто бывает с учениками, отвлекся и не следил за этим разговором. Он обнаружил Ольгу и Ахмеда сидящими на солнечной лужайке и оживленно что-то обсуждавшими. Ольга кокетливо смеялась, а Ахмед подвигался все ближе.
— Сема, блин, выключи их. Нечего распускать слюни на чужое счастье. Не нужно было Маню упускать.
— Ладно, дядь Саш, Маню мы вернем.
— Мы-то вернем, а вот ты...
Сема переключил формирующийся роман Ольги на формирующиеся ученические отношения Челки. Там шел какой-то бесконечный разговор о духовной креативной революции, направленной против мещанства. Скучно. Сема оттолкнулся от монитора и подлетел в кресле к столику, чтобы налить еще чайку.
Дядя Саша по-стариковски рассуждал сам с собой: «Пора заканчивать нашу книгу. Устал я обсуждать ее в форумах. Сколько все-таки разных идиотов ее читает. А ведь не про них писано...»
На пульте запищало. Загорелась одна из кнопок.
— Вот, Сема, чем дурака валять, пойди посмотри. Там что-то на Новокуйбышевском заводе опять сбоит в цеху вакуумной пластики. Ремонтники минут через пять подъедут. Проследи, нормально ли устранят.
— Ага, щас.
— Не щас, а так точно. Пока спустишься, как раз вовремя будет.
Сема допил чай и прошел к двери в глубине комнаты, которая оказалась лифтом. Через секунду он скрылся в недрах холма.
Челка почти кричала с экрана:
— И я скажу снова: «Долой систему тотального контроля! Долой контроль за расходованием каждой капли ресурсов!»
— Хорошо, а что дальше? — охлаждал ее Володимир.
— А действительно, что дальше? — спросил Дима дядю Сашу.
— А дальше? Мы отправим Масипаса хозяину. Пусть восстанавливает гармонию.
27 сентября.
Брюссель.
Романов, Принтам.
«Как различить, кто перед тобой — маленький человек или большой? Маленькие люди решают свои маленькие проблемы, обустраивают мирок вокруг себя, передают культуру от поколения к поколению по заданным правилам. Благородное и полезное дело. Большие люди, исторические личности — другое. Они определяют правила игры для всех. Но тогда и правитель может быть маленьким человеком, как Акакий Акакиевич. А нищий философ продолжает будоражить умы через тысячелетия. Наверное, большой человек отличается от маленького тем, что его воздействие на мир сильнее, чем воздействие мира на него».
