Где-то в комплексе непременно есть больничная палата для нетяжело больных. Руггедо вряд ли хотелось, чтобы обитатели комплекса очутились в городском госпитале. Будет слишком много вопросов. Слишком много. Значит, в комплексе есть врач. Скорее всего, он член КУКОЛКИ и живет неподалеку, в башне.
Дункану и его товарищам позволялось смотреть ежедневные выпуски новостей, они могли заказать любые из 129634 лент — драму, комедию, приключения, хронику… Однако когда Дункан запросил серию документальных фильмов о членах СМП — Совета Мирового правительства, ему отказали. Причин никто не объяснил, хотя он просил об этом. Значит, он еще под подозрением. Руггедо являлся одним из членов Совета, и пленникам не следовало знать это. Дункан был уверен, что лишь крайне могущественный чиновник может владеть таким жилым комплексом и держать все в секрете. Даже губернатор штата или член национального административного совета не мог иметь подобного влияния.
Руггедо был членом КУКОЛКИ и СМП.
Дункан задавался вопросом — кого еще он мог спрашивать? — почему высокий чин СМП стремится быть и членом подрывной группы? А возможно основателем или главой организации. Разве он уже не обладает такой властью, какая только доступна? Ответ был таков: он желает _б_о_л_ь_ш_е власти. Он должен стать первым, а не одним из руководителей.
Могли быть и дополнительные мотивы.
Где он видел Руггедо?
Хотя на Дункана не очень подействовало ощущение, что он откуда-то хорошо знал Руггедо, он был уверен, что телеэкран тут не при чем. Эти отрывочные воспоминания могли возникнуть только под воздействием непосредственно какой-то впечатляющей встречи.
Дункану хотелось создать новый образ — для чего необходимо глубже проникнуть в память его прежних «я». Что-то просачивалось в память, воскрешались какие-то картины… но этого было недостаточно. Требовался некий общий резервуар сведений, однако что-либо мгновенно отождествляемое с Кэрдом и другими было отсечено.
Тем временем Каребара заключил, что устное дознание само по себе не решит дела. Он притащил небольшую машину с десятком подводящих проводков, которые он прикрепил Дункану к вискам, груди, запястьям, плечам и пенису. Используя эту машину, профессор мог вывести на дисплей изменения в давлении крови, частоте пульса, кожных электрических полях, голосовых частотах и интенсивности потения. Профессор потребовал, чтобы Дункан, вдыхая туман, не закрывал глаза. Расширение или сужение зрачков также служило индикатором правдивых высказываний.
Однако когда Дункан очнулся после эксперимента с применением машины, Каребара выглядел раздраженным.
— Неудача? — поинтересовался Дункан, усмехаясь.
— Я знаю, что вы иногда врете, — сказал профессор. — У меня нет в этом сомнений. Но ваши зрачки не регистрируют этого вовсе. Вы уникальное явление, Дункан!
— Каждое человеческое создание неповторимо.
Он присел на кушетке и принялся срывать с себя электроды.
— Не следует быть столь самоуверенным. Если мы не получим ответов на наши вопросы, положение может оказаться безвыходным.
— Мы?
— Вы — я имею в виду. Если вы окажетесь бесполезным для нас, а при этом многое узнаете, тогда…
— «Тогда» не будет. Скажите мне, Каребара, вас не беспокоит, что КУКОЛКА так легко убивает своих людей, если они становятся им помехой или потенциально опасными? Это не заставляет вашу нравственную шкуру и высокоморальный нос испытывать зуд — ну хоть небольшой?
Каребара нервно взглянул на ближайший настенный экран и выкрикнул:
— Это во имя большего блага!
— Всемогущий Бог! — воскликнул Дункан. — Пять тысячелетий цивилизации, а твои убийцы все еще не могут придумать ничего лучшего!
В этот вечер Кэбтэбу и Сник разрешили провести несколько часов с Дунканом. Накануне они жаловались охранникам на свое одиночество, и их прошение, очевидно, было направлено тому, кто принимает решения. Дункан полагал, что это Руггедо. В это утро шеф охраны сообщил им, что они могут наслаждаться сегодня вечером обществом друг друга. Нет, так он, конечно, не сказал, но они знали, что за любым их движением следят и каждое слово слышат. Бесполезно увеличивать громкость звучания настенного экрана в надежде на то, что это сделает невозможным подслушивание с помощью микрофонов. Охранники контролировали уровень шумов в телесистеме. Более того, за любой попыткой как-то скрыть контакт между собой последует приостановка разрешения на встречи. Этот запрет распространится и на совместное посещение бассейна.
— Почему — нет? — сердился Дункан. — Как мы можем сбежать отсюда? Если нам охота пофантазировать насчет планов побега — что вам-то?
— Таковы правила, — сказал шеф охраны. Он помрачнел, ноздри его раздулись. Так и получил он у пленников прозвище Крылоносый. Других охранников стали называть меж собой Толстозадый, Тонкогубый, Полосатая и Дерганый.
В этот вечер в семь часов Сник и Кэбтэб, эскортируемые Тонкогубым и Полосатой, вошли в комнату Дункана. Едва охранники удалились, Дункан сказал:
— Вечером мы будем смотреть старинную классику «Марсианское восстание». Он стоял спиной к экранам на восточной стене, и мониторы над длинным окном, выходившим на западную сторону, не могли засечь, как Дункан быстро подмигнул правым глазом. Огромная туша падре — между Дунканом и западными мониторами — прикрыла его.
Сник и Кэбтэб и бровью не повели, поскольку мониторы засекли бы их ответ. Но Сник произнесла «о'кей», а падре заявил:
— Прекрасно. Мне он нравится. Могу смотреть его сколько угодно, хотя и питаю отвращение к насилию.
— Конечно, — заметила Сник.
Дункан не помнил кодового номере фильма, он вызвал на экран перечень, остановил изображение, когда появился нужный заголовок, и выбрал кодовый номер первого переснятого фильма. Затем он взял стакан виноградного сока, который налила Сник, и расположился между нею и Кэбтэбом, Миски с воздушной кукурузой, ломтики сыра, разнообразные соусы и крекеры стояли перед ними на кофейном столике.
Дункан сделал небольшой глоток ликера, откусил кусочек крекера, намазанного соусом из зеленого перца.
— Одна сцена в этом фильме мне нравится особенно.
— Какая? — поинтересовалась Сник.
— О, я хотел, чтобы вы догадались и сказали мне, когда закончится фильм. А собственно, почему бы мне не сказать вам, когда мы будем ее смотреть.
По мере того, как вступительные аккорды музыки к фильму Маллигана Сакулы «Святой Франциск расстается со своим ишаком» то усиливались, то затухали, и проходили титры, оранжевыми буквами выражавшие благодарности на английском и языке логлэн, Дункан пытался вспомнить, когда он впервые видел этот фильм. Ему было одиннадцать облет, и фильм оставил неизгладимый след в его памяти. Чьей памяти? Какая теперь разница? Эта версия фильма была выпущена двести сорок пять облет назад — в год его рождения.
