Евгений Щукин - Тропинкой человека

— Зачем?

— Ну… э-э… посмотреть, что будет.

— Только-то? — похоже, Фаргел искренне удивился.

Я кивнул.

— Скорее всего, ты что-то недопонял. Иначе мне придется признать, что смертные изрядно поглупели со времен моей юности. У них, по крайней мере, хватило ума изолировать животное?

— Да.

— Хорошо. Что произошло дальше?

— Ничего. Крыса стала более кровожадной, но ни осина, ни ультрафиолет вреда ей ни причиняли. Да и режим сна сохранился.

Фаргел потер подбородок:

— Любопытно… Грызуна на наличие вируса проверяли?

— Крыса заражена.

— А твой товарищ?

— Когда я видел его в последний раз, пару суток назад, вирус вампиризма обнаружен не был.

— Так…

Погрузившись в свои мысли, Фаргел почти полностью отрешился от настоящего, медленно дрейфуя в воздушном течении. Я послушно плыл следом. Размышлениям Старейшего ничего не мешало: не ревел турбинами неподалеку пролетавший самолет, утих по-зимнему морозный ветер, замерли тучи, успокоился, насколько это было возможно, город внизу. Близился рассвет.

— Если крыса — хранитель вируса, — заговорил Фаргел, — но не способна заразить этим вирусом кого-то еще, она не может считаться вампиром. Об этом говорят и другие признаки, вроде равнодушия к осине. А если грызун — не вампир, то либо крысы в принципе невосприимчивы к вирусу вампиризма, либо заражение было произведено неправильно. В любом случае, твоему товарищу ничего не грозит.

— А крыса? — решил уточнить я.

— Что — крыса?

— Ну… почему она не вампир? — все же спросил я, браня себя последними словами: сказано ведь уже было.

— Откуда я знаю? Спроси ученых.

— Но ты — вампир. С твоим опытом ты можешь знать ответ.

— Гм…. Ты льстишь мне, Кеша! Но — попробую помочь. Могу рассказать, как происходит обращение в вампира. Если все дело в природной невосприимчивости грызуна — тереби смертных.

Я согласно кивнул.

— Тогда о процедуре обращения, — продолжил Фаргел. Она включает в себя два этапа. Сначала нужно выпить у обращаемого почти всю кровь. Потом — ввести свою кровь в его тело. Любым способом. Можно просто дать выпить. Чем больше крови попадет внутрь, тем могущественнее станет вампир.

— А если обращаемому сохранить всю его кровь?

— Обращения не произойдет. В организме будет достаточно сил, чтобы нейтрализовать изменения.

— Мне кажется… в случае с крысой именно первый этап не был выполнен, — задумчиво, как старательный ученик, проговорил я.

— Тогда все становится ясно, — заключил Фаргел. — Ну что, до свидания? Скоро восход.

— Так что мы решили с Дроботецким? — заторопился я: время прошло, а человек по-прежнему где-то мучается. — С тем охотником, который…

— Ничего! — оборвал меня Фаргел. — Теперь я свободен от обязательств. Извини. До встречи.

Трепет одежд удаляющегося вампира. Что же мне теперь делать? Неужели придется обратиться за помощью к охотникам?

Мысль попросить поддержки у борцов с вампирами преследовала меня и на следующий вечер. День я провел в каком-то полуразвалившемся сарае на окраине города. Дневка прошла благополучно — никто не заглянул в мое временное прибежище.

В сгущавшихся сумерках я разглядывал подгнивший потолок и думал, думал, думал. Ошибиться было нельзя — исправить трагическую неосторожность вряд ли получится. Поэтому размышлял сейчас.

Я пришел к выводу, что привлечение охотников ничего не изменит. Фаргел, конечно, просчитал этот вариант, равно как и все остальные. Следовательно, я должен сделать что-то неожиданное; такое, к чему он не готов. О чем идет речь?

Поднявшись от трухлявого пола, я взялся мерить шагами расстояние между углами. Строение было маленьким и на то, чтобы пересечь его по диагонали, у меня уходило 5–6 шагов. Снег, когда-то просыпавшийся сквозь дыру в крыше, и затем образовавший небольшой сугроб у стены, сочувственно хрустел под ногами. Хруст постепенно становился тише и тише — по мере того как я превращал белые крупицы в плотную корку.

Остановившись у поддерживающей потолок балки, я задумчиво поскреб ногтем дерево. Древесина поддалась неожиданно легко; шуршащим ручейком посыпалась вниз труха. Но под внешним мягким слоем обнаружилась достаточно крепкая сердцевина. Как говорится, внешность бывает обманчива.

Я поднял глаза к потолку. Настил был ветхим: На стропилах, трепеща под порывами ветра, громыхали куски шифера, в прорехах виднелось небо, все так же затянутое тучами.

Сколько весенних пробуждений мне осталось? Или счет уже пошел на минуты?

Впрочем, я накручиваюсь зря: существо, живущее веками, отвыкло торопиться. Если, конечно, речь не идет о хитром и безжалостном Фаргеле, логику поведения которого мне до сих пор не удалось понять.

С него станется убить Сергея Викторовича сразу после нашего разговора, а затем — просто поставить меня перед свершившимся фактом. Тогда все мои действия, все задумки окажутся бесполезны, если только… если только Старейший не побоится настроить меня против себя. По его личному утверждению, он привязался к глупому, но крайне интересному вампиру по имени Кеша. Правда, насчет интересного — это уже я сказал.

И все же, если мое отношение для него что-то значит — а пока все происходившее это подтверждало — у меня (а также у Дроботецкого, его друзей-охотников, даже у Димки, — Димка!) есть хорошие шансы.

Мне нужно придумать оригинальный ход? Дима будет играть главную роль! Уж его-то присутствие наверняка не указано ни в одной стратагеме Фаргела. Лаборант — союзник не очень сильный, я согласен. Альтернативой будет помощь охотников и, как следствие, все виды репрессий со стороны вампиров. Можно еще попытаться отбить Дроботецкого в одиночку, но это больше похоже на попытку ежика протаранить танк.

Почему так скептически? Да потому, что местонахождение Дроботецкого я не знаю и узнать могу, лишь одолев Фаргела.

Спрашивается, чем мне может помочь рядовой смертный по имени Дима? О-о-о, Дима это…. Дима, он…. Не знаю, что он может сделать.

Так или иначе… Фаргел… наверное, не причинит Диме вреда, если я вступлюсь за друга. А я обязательно вступлюсь. Но чего ждать от непредсказуемого Старейшего — известно только ему.

Что же делать?!