– Кто обнаружил?
– Я обнаружил. Был приказ Сторчака осмотреть твои вещи… Кстати, я сразу сказал: сначала Роксана пропала, потом ты – это не случайно. Вас обоих кто-то лишил памяти. Ну вот где ты мог быть целых четыре дня?
– Мне от этого Чурайтиса нужны кадры съемки, – твердо повторил Марат. – С женщиной в бассейне.
– Чюрайтиса, – поправил капитан.
– Один хрен… Выкрасть можешь? Они же где-то сидят и пишут, что тут у нас происходит? Должна стоять машина с аппаратурой. Надо проникнуть туда и выкрасть запись. Ты в окру́ге где-нибудь видел припаркованную машину, обязательно с антеннами?.. Если не выкрасть – захватить.
– Какая машина, Марат, ты о чем?! Задницу твою надо спасать!
– Странное дело, но лицо той немки стерлось, – признался Корсаков. – Помню грудь, попу… Ну еще глаза. А лица нет! Белое пятно. Снимет линзы – не узна́ю. Достань мне запись!
– Сейчас мы с тобой едем на встречу, – заявил капитан. – Точнее, идем на катере. Сам все объяснишь партнерам – и про розы, и про женщину. Так что вспоминай, как все было. Или придумывай версию… Шеф поручил мне действовать согласно инструкции на случай форс-мажорных обстоятельств.
Марат случайно глянул в зеркало заднего вида и вдруг увидел лицо «герцогини».
Она сидела за его спиной и маняще улыбалась…
– Стоп! – сам себе сказал он. – Я вспомнил. Она герцогиня Эдинбургская! Но почему-то говорила по-русски…
Марат на мгновение обернулся – герцогиня расположилась на заднем сиденье, царственно откинувшись на спинку, и смотрела с манящей улыбкой. Он поймал взгляд ее вишневых, сияющих глаз в зеркале и на мгновение оцепенел.
– Останови машину, – полушепотом попросил капитана, стараясь не потерять ее зовущего взора.
– Зачем? – настороженно спросил тот. – Нам надо спешить! Нас ждут в море, на яхте.
– Останови, пересяду…
Симаченко нехотя затормозил, Корсаков выскочил из машины и через две секунды уже был на заднем сиденье. И не поверил глазам, ощупал пространство салона – герцогиня исчезла…
Он заглянул в зеркало и увидел ее совиные тлеющие глаза.
– Я обещала вам розы, князь, – услышал последние слова «герцогини».
Ее журчащий, как ручеек, голос внезапно и стремительно обратился в могучий, обвальный поток, и темный, пустой котлован провала памяти стал заполняться мутной водой.
И лучше бы этого не случилось! Пусть бы рухнуло в небытие то, что уже было отнято!
Лучше бы он оставался в счастливом безумии…
…«Герцогиня» сидела в шезлонге у края бассейна и была уже в вечернем платье, с сухими, вспушенными волосами, разбросанными по голым плечам, словно и не купалась, не ныряла, не сучила в воздухе ножками, являя очам свои прелести.
Строгая, породистая дама, полная достоинства.
Голубовато-красные блики отражаемых в воде фонарей плясали на ее лице отблесками яркого костра.
– Вы что потеряли, князь? – спросила она на чистом русском языке, но это почему-то не затронуло сознания.
Корсаков метался по территории усадьбы.
– Женщину, – сказал он, не решаясь назвать Роксану женой. – Молодую женщину. Со мной была…
Преображенная немецкая испанка понимающе улыбнулась:
– Ее, кажется, зовут Роксана?.. Очень красивая женщина. Только испортила прическу.
– Где она?! Ты знаешь, где?!
– Знаю… Вы для нее искали белые розы?
– Для нее, – признался Марат. – Но не нашел. В Болгарии нет настоящих, только искусственные… Где Роксана?
– Это неправда. – «Герцогиня» встала. – У меня очень много белых роз. Целые плантации.
– Покажи! И еще скажи, где она.
– Не волнуйтесь так, князь. Роксана отдыхает после экскурсии. В покоях королевы… Кстати, зачем она остригла волосы?
– Не знаю… Попросила купить ножницы еще в аэропорту. Сказала, что теперь она – Карна.
– Карна?.. Да, пожалуй, она Карна. А это что у вас на шее? Ее поцелуй?
Он прикрыл рану.
– Почему-то не заживает…
– Поцелуи Карны не заживают никогда, – со знанием дела заявила «герцогиня». – И кровоточат всю жизнь.
– Хочу ее видеть! Немедленно!
– Не спешите, князь, у вас еще нет белых роз.
– Где твоя резиденция?
– Вы ее посещали сегодня. И совсем неразумно пытались сорвать мои искусственные цветы.
– Ты что же… румынская королева?
– Нет, я внучка Марии Эдинбургской, – с удовольствием объяснила она. – И когда приезжаю, останавливаюсь в бабушкином имении.
– А Роксана… как к тебе попала?
– Она заблудилась в дендрарии среди кактусов. И была такая несчастная…
– Пойду к ней! – Он ринулся к калитке, но ощутил толчок в спину и услышал цепенящий голос:
– Князь! Куда же вы? Без цветов…
– Да! – опомнился Марат. – Мне нужен большой букет! Я должен… В общем, это не важно. Где плантация?
«Герцогиня» приблизилась к нему и обдала густым запахом роз.
– Могу дать тебе розы, сколько захочешь. Но потребую плату.
Он схватился за куртку, вывернул бумажник вместе с карманом.
– У меня есть!.. Сейчас… Сколько?
– Я не возьму с вас денег.
– А что? Ты потребуешь, чтобы я?..
– Как вы могли подумать, князь? Это по́шло. Неужели я похожа на даму, которая берет плату за услуги столь мерзким способом?
Марат приблизился и опустился в шезлонг напротив: нет, вроде бы она, стареющая девица с пляжа, ищущая приключений…
– Чем же я могу расплатиться, чтобы ты показала, где эти твои чертовы плантации? Я из-за них уже попал в полицию и в клинику, в руки психиатра…
– Все от того, что белые розы для Карны стоят очень дорого. Их добывают только смелые, сильные мужчины, иногда с риском для жизни. Вероятно, вы убедились, князь…
– Не надо так набивать цену! Говори, что ты хочешь?
– Исполнить один маленький каприз. Я – герцогиня Эдинбургская, внучка королевы, и имею на это право.
– Представляю, и капризы у тебя королевские!
– Верно, князь. – Она совсем незнакомо рассмеялась. – Попрошу вас позвонить своим новым друзьям и назначить встречу отца и сына.
Корсаков отскочил и встряхнулся, словно от удара.
– Я не понимаю! Какую встречу? О чем ты?
– Сегодня у вас были гости. – Она подхватила рукой длинный подол и сделала к нему несколько царственных шагов. – Вы условились организовать встречу узника тюрьмы Гуантанамо и его сына. Хочу, чтобы это случилось уже завтра. Они так истосковались друг по другу…
– Нет, я этого не могу! – ужаснулся Марат, вспомнив подписанную бумагу. – Зачем тебе?
– Ах, князь, какой же вы… Они давно не видели друг друга. Целых одиннадцать лет! Представляете, как истомилось отцовское сердце? А юное сердце сына?
Только в этот миг у него возникло ощущение, что он видит эту женщину впервые. Ночное освещение и голубые блики от воды бассейна сделали ее неузнаваемой, казалось, она уже не имела ничего общего с той, пляжной, что купалась обнаженной.
