– Как вам будет угодно, – еще раз поклонился Андреа.
– Но это не значит, – с ударением на «не» сказала Бет, – что мне неинтересно слушать о биониксах. Это начали разрабатывать у нас – значит, это не может быть разновидностью гемов, так?
– Идея в том, чтобы выращивать биополимерные тела, которые сами воспроизводили бы себя.
– Живые боты?
– Я прошу прощения, но я не знаю, в какой степени к ним применимо слово «живые». Может быть, сами Кордо объяснят вам больше.
Ну что ж, мы как бы невзначай подошли к самому главному.
– Ну тогда… отпиши, пожалуйста, госпоже Роксане Кордо по всей форме, но не курьером, а через инфосеть. Сообщи, что я хочу с ней встретиться завтра, между… – Бет пролистала свой ежедневник, – одиннадцатью и тремя.
– Вы желаете дать аудиенцию или нанести визит? – Андреа приготовил стило.
– А просто встретиться нельзя никак? Скажем, вместе пойти в кафе?
По выражению лица юноши она поняла, что идея неосуществимая.
– Ну хорошо, хорошо. Дать аудиенцию.
В этих стенах по крайней мере можно быть уверенной, что подслушивают только родственнички…
– Где именно?
Бет подошла к стене-окну, задернутому силовым полем. За окном стоял ясный день – Зима Анат была на Картаго относительно спокойным сезоном. Черно-зеленый базальтовый песок устилал ложе долины, простиравшейся на восток от Хребта Феникса. С высоты Хребта казалось, что это – неподвижная трава или зеленая глубокая вода – но Бет знала, что вода ушла во время адского лета и не вернется вплоть до Весны Акхат, когда новая Большая Волна, нахлестываемая беспощадными ветрами, перехлестнет через перевалы Хребта и заполнит чашу.
Скалы, ограждающие долину, также были черно-зелеными, и синим в зелень было небо. Анат и Акхат сходились все ближе, и гуляли по небу рука об руку.
– Наверху, на галерее, – сказала Бет.
А кстати, подумала она – не поехать ли на Биакко? Не так уж много у нее осталось живых родственников, чтобы оставлять их в небрежении.
– Что прикажете подать?
– Да что хотите, – она махнула рукой и тут же спохватилась: в отличие от слуг на Мауи, здешние гемы впадали в ступор от приказа проявить хоть какую-то инициативу. – Чай и то фруктовое печенье. А кстати, отыщи мне изображения Роксаны Кордо. Может, я ее вспомню.
Андреа послал запрос в инфосеть – и через минуту Бет лицезрела прекрасную амазонку с платиновыми волосами и серебряными глазами.
Это была та самая красавица, что аплодировала ей стоя, когда она спела «Горца».
* * *
Роксана Кордо нервничала. Она еще ни разу не встречалась с невестой императора один на один, и решительно не знала, как с ней говорить и чего от нее ждать.
Самым трудным было избавиться от собственной предвзятости – или, по крайней мере, не дать ей влиять на ход встречи. Дело прежде всего. Салим – прежде всего.
Рокс было трудно признаться себе в ненависти к Эльзе Шнайдер-Бон. С самого момента ее появления эта девица была как соринка в глазу. Если бы Рокс могла найти какое-то объяснение этому чувству, она бы как-то легче сладила с ним, но объяснение никак не находилось. Рокс знала, что кое-кто ненавидит Эльзу за то, что она своим появлением разрушила матримониальные планы. Сонги были бы не против видеть женой Керета Дейлу, а Дэвины – Юлию. И у них были шансы, пока Лесан не привез Эльзу.
Рокс даже мысль о таком браке не допускала – и слава кому угодно, что Александр Кордо не пытался прорваться в императорские тести. Керет был милым мальчиком, но Рокс не собиралась выходить за человека слабее себя. Она была какое-то время не против выйти за Шнайдера, но… он твердо дал понять, что взять ее в жены не позволяет политическая ситуация, а взять в любовницы дочь друга он не имеет права.
Нет, она не ревновала ни к власти, ни к Керету. Она бешено ревновала к Ричарду, но неприязнь к Эльзе была старше, чем влюбленность в маленького имперского паладина. Никаких личных причин также не было – Рокс ни разу не встречалась с Эльзой Шнайдер близко и Эльза не совершила ничего такого, из-за чего ее можно было возненавидеть за глаза. Словом, чувство это было совершенно иррациональным, и его иррациональность тревожила. Если ты не знаешь, в чем причина разлада – ты не можешь его устранить. Плохо, если сюрпризы преподносит, скажем, биобот – но совсем скверно ждать подвоха от собственной личности…
Это отношение несколько изменилось, когда Рокс побывала на концерте. Она хотела поговорить еще тогда – но Эльзу Шнайдер вызвал к себе жених, а с ним не поспоришь.
– Контрольный пункт, – прозвучало в наушнике. – Просим вас остановить экипаж для досмотра. Благодарим вас.
Рокс разблокировала экипаж. Пожилой офицер внутренней безопасности заглянул в салон, поднял сканер.
– Посмотрите сюда, пожалуйста, – Рокс привычно глянула в окуляр, привычно сморгнула после мгновенной вспышки. – Благодарю вас, госпожа Кордо. Вас ждут.
Он подал руку и Рокс покинула карт. За руль сел гем в ливрее Шнайдеров, чтобы загнать машину на стоянку. Другой гем – морлок – склонился перед Рокс.
Путь был знаком, и она не нуждалась в провожатом – но этого требовал этикет. Рокс проследовала за гемом в лифт. Как эта девушка обращается со своими слугами? Она прожила всю сознательную жизнь замаскированной под фема. Удается ли ей обращаться с гемами так же непринужденно, как говорил с ними Дик? Или напротив – она, избавившись от рабского клейма, наслаждается своим положением?
Попытки копировать манеру общения Дика с гемами давались Рокс тяжело. Это было все равно что условиться с собой целый день, скажем, не касаться себя левой рукой. Или не говорить «э». Или не дышать ртом. Постоянный изматывающий самоконтроль, отягощенный ответной реакцией гемов. Когда она желала им доброго утра или благодарила за услуги, на их лица падала тень мгновенного испуга. Они не знали, как реагировать – хотя Дику улыбались.
Рокс хотела сказать морлоку «добрый вечер» и посмотреть, что будет. Но губы как срослись – тяжело было видеть испуг на лицах собственных слуг, на лице чужого слуги – почти невыносимо.
Лифт выпустил ее прямо в высокое изумрудное небо. Когда она впервые попала на эту галерею, ей показалось, что сейчас ее сорвет и унесет вихрем – снаружи бушевала метель. Рокс даже застыла на миг. Теперь, конечно, впечатление было уже не тем – но все равно сильным.
Под ясным зимним небом зелень на галерее казалась особенно чистой и упругой до звона. Рокс не удержалась и погладила прихотливо вырезанный лист, покрытый с изнанки серебристым пушком. Растение вздрогнуло, лилово-красное соцветие схлопнулось – а потом медленно, лепесток за лепестком начало распускаться опять.
