Гвинпину было поручено насобирать на кладбище хвороста, быстро разжечь яркий костер и следить за тем, чтобы нападающие не подобралась слишком близко к их передовым позициям. В этом случае он должен был предупредить друида и Ралину "самым идиотским криком, на какой ты только способен". Собственно говоря, единственной передовой позицией их маленького отряда была сама друидесса, которая спешно сотворяла между ладоней огненные шары размером с яблоко и ловко метала их в ближайших врагов. Лисовин несколько раз выстрелил из собственного лука, но высокая трава скрывала чудинов, и он экономил стрелы. Вид у Лисовина был довольно мрачный, возможно, из-за того, что пока он не принимал активного участия в бою - меч друида и короткий топорик до сих пор бездействовали. Гвинпин усердно раздувал пламя, потому что старые ветки, Бог весть откуда взявшиеся на кладбище, раскинувшемся посреди ровного поля, были сырые из-за недавнего очередного дождя. С каждой минутой выражение лица друидессы становилось все более озабоченным, Лисовина - мрачным, а выражение своей физиономии Гвинпин по понятным причинам видеть не мог. Наконец огонь лизнул шалашик подсохших веток, и пламя ярко вспыхнуло в ночи под одобрительное ворчание старой друидессы. Ралина с необычной для её преклонных лет резвостью подскочила к огню и вдруг сделала то, что Гвинпину показалось невероятным, так что он даже попытался протереть глаза своими куцыми крылышками.
Встав перед огнем на колени, друидесса выкрикнула какую-то непонятную фразу. Дым от костра и верхняя часть пламени сразу покрылись черными седыми клочьями, словно в огонь невесть откуда попала древесная смола. После этого друидесса провела ладонью над огнем, будто согревая её, и вдруг резко сунула руку в костер. Гвинпин даже зажмурился, словно ему самому сунули в костер нос или крыло. Но ничего не произошло, вернее, произошло, но вовсе не то, чего ожидала кукла. В руках Ралины, которые были целы и невредимы, теперь пульсировал небольшой яркий сгусток чистого светлого огня, который она тут же принялась всячески мять и массировать. Было такое впечатление, что друидесса лепит снежок, только вместо зимы был вечный май, а вместо снега - огонь. От огня у старой друидессы светились ладони, но это продолжалось недолго - Ралина размахнулась и сильно швырнула огненный мячик за пределы кладбища, туда, где над травой поднялся силуэт какого-то неосторожного воина. Там тут же вспыхнул огонь, раздались крики боли и проклятья, и затем все стихло. Только огонь не погас и, не спеша, разгорался, медленно пожирая цветы и траву. Конечно, чудины остались живы, во всяком случае, большинство из них, но вид летящей прямо в них шаровой молнии, брошенной страшной и грозной колдуньей, заставил их быстро отступить. Следующие несколько шаров уже гораздо меньшего размера разлетелись веером вокруг передних могил, и чудины затихли, видимо, совещаясь между собой.
Ралина ползком подобралась к Лисовину, застывшему у каменной плиты таким же каменным изваянием стрелка из лука, изготовившегося к бою, и подмигнула друиду.
- Ты не видишь зорзов?
- Нет, госпожа, - почтительно отозвался друид, который и на поле боя не мог избавиться от поклонения своей властительнице. Это была желчная мысль Гвина, и друидессе пока не удалось её прочитать. Во всяком случае, она не обратила на куклу никакого внимания, кроме того, что завела руку за плечо и, щелкнув пальцами, указала Гвиннеусу на затухающий костер. Тот поспешно принялся подбрасывать ветви, стараясь держаться от огня подальше.
- Может быть, сделаем вылазку, госпожа? - предложил Лисовин.
- Хороши мы будем в атаке, - усмехнулась друидесса, - одинокий лесовик и вздорная старуха! От такой компании чудины будут бежать до самых своих озер.
- Зорзы могут применить магию, - заметил друид. - Скоро им надоест бездействие их союзников, и они сами вступят в бой.
- Ты что-нибудь знаешь о магии зорзов? - сухо осведомилась друидесса.
- Нет, госпожа, - виновато пробормотал Лисовин.
- Вот и я тоже, - кивнула старуха. - А посему будем пока отбиваться, как можем, а если ничего уже не удастся поделать дальше, я выращу огненный круг. Против него вряд ли какая магия поможет, даже и самих друидов - от смерти спасет, а совладать - не совладает.
- Пока только ты и сражаешься, властительница, - виновато сказал Лисовин.
- Погоди, дойдет и до тебя очередь, - предупредила друидесса. - Давай, пока держи их под своим луком, а я займусь кругом. Вынимать каждый раз столько энергии огня у меня скоро не хватит сил. Пусть уж лучше он сам себя питает. Следи за чудью в оба!
Она ползком добралась до Гвиннеуса, который при её приближении с утроенной скоростью стал забрасывать в гудящее пламя корявые ветки, и, оценив его усердие, одобрительно хмыкнула.
- Недурно, сударь, весьма недурно. А теперь перестань кормить огонь, он у тебя уже и так вполне сносный. Слушай меня внимательно: сейчас будешь мне помогать. А пока я буду готовиться, найди мне тут одну вещь. Сейчас я тебе объясню.
И она наклонилась к кукле и что-то быстро ей зашептала туда, где по логике вещей, у птиц должны быть уши, даже если эти птицы и сработаны из первоклассного дерева крепких пород.
"Вот интересно, все-таки, долго мне ещё придется мерзнуть в этих окаянных чащобах?" - спросил сам себя высокий друид, наваливая сверху на свое логово настоящий ковер из веток и сучьев, покрытых листвой и хвоей. После долгих мытарств он таки нашел себе убежище, нечто вроде медвежьей берлоги. Если только здесь могут быть медведи, что для острова, как искренне надеялся Ткач, маловероятно. Зато здесь было легче спрятаться от пронизывающего весь лес уже второй день холодного дождя. Однако ночью теплее не стало - ночевал долговязый все равно под открытым небом. Несколько раз Ткач заставлял себя отправиться к берегу моря, там, где Ивар, по его словам, спрятал лодку, способную выдержать плавание до материка.
Один раз он даже разыскал эту лодку, но зуд звериного любопытства к происходящему на острове пересилил терзания плоти, и Ткач только тщательнее её перепрятал - на черный день и на всякий случай, как любил говаривать друид в свои лучшие времена. Сначала он, конечно, попытался подлезть под лодку, чтобы хотя бы ночевать под её защитой от ночного ветра и студеных дождей, и даже разок попытался под ней спать. Но от днища так густо и мерзко несло пахло гнилыми водорослями, тиной и ещё какой-то, более животной гадостью, было настолько сильное ощущение, что под одной крышей с ним здесь кто-то разлагается, чуть ли не живьем, что Ткач немедленно покинул это, на первый взгляд, надежное укрытие и вновь поплелся в постылый и мокрый лес кормить комарье. Последнее обстоятельство докучало ему едва ли не больше всех остальных неприятностей, но он боялся разводить костер, опасаясь друидов. Раза два подкравшись к Домашнему озеру и наблюдая за избушкой, он убедился, что кто-нибудь из друидов постоянно находится в отлучке, а значит - бродит где-нибудь в лесу и запросто может наткнуться на дым от его костра. Ткач не очень уверенно чувствовал себя в лесу, в прежние времена он во всем полагался на Рябинника - тот был опытным лесовиком. Но душа Рябинника уже давно покоилась в мире ином, и приходилось как-то выкручиваться самому. Впрочем, Желтый друид был уверен, что развязка этого кровавого клубка близка, и каждый день может случиться что-то, что изменит ситуацию в корне. Вот тогда-то он, Ткач, из гонимого и бездомного грязного бродяги, которого друиды спят и видят, как порубить на кусочки, может вполне превратиться в хозяина положения. Нужно только правильно выбрать момент своего появления на этой порядком опостылевшей ему лесной сцене. И Ткач вновь и вновь откладывал бегство с проклятого и ненавистного ему острова, подчиняясь безошибочному инстинкту игрока, для которого зачастую важен даже не выигрыш, а сам процесс.
