Ознакомительная версия.
Сумасшедший климат, непривычно резкая смена времен года – их здесь вообще всего два: душное и пасмурное лето, больше похожее на земную осень, и промозглая, сырая и ветреная зима, а на самом деле всё та же осень… А еще повышенная гравитация, почти полное отсутствие солнечных дней, бешеные перепады давления. Перечислять можно бесконечно.
Вот и не выдерживает тысячелетиями настраиваемая машинка человеческого организма: начинает сбоить щитовидная железа, гипоталамус, вразнос идут надпочечники. Именно они отвечают за адаптацию человека к неблагоприятным условиям – а значит, первыми и не выдерживают напора ненормальной экологии. Бронзовая болезнь – еще не самый тяжелый диагноз. Здесь, на Надежде, я видал и похлеще.
– Кладите ее сюда… Осторожней. Вот так… Не бойся, милая, всё будет хорошо.
Девочка меня не слышит – тяжелая, тряская дорога вконец измотала ее.
– Худо дело, да, док?
– Кто вам сказал? Сейчас проведу гормональную стимуляцию, пару недель полежит в карантине, ну а дней через тридцать-сорок будет здоровее некуда.
– Во дела! Скажете тоже… У нас вон на третьем участке Тим О’Келли, ирландец, как стал таким же бронзовым, так и загнулся в одночасье. Сначала упал без сил, прямо в забое, ребята его кое-как отволокли в барак, на койку… Во от… Вернулись со смены – а он уже и не дышит.
Терпеть не могу старательские побасенки! Всё у них плохо, никакого просвета. Если заболел кто-нибудь – обязательно умрет, можно даже не лечить. Если ушла из забоя жила – всё, с концами… Искать бесполезно: бросайте-ка лучше этот штрек, рубите новый. Ну, откуда такой пессимизм?
– Как вас зовут?
– Романек, Карел Романек. Только я, док, больше привык, когда меня Старым Карелом зовут. Я, почитай, двадцать лет без малого за рычагами. Всю Надюшу исколесил…
– Скажите… гм, Старый Карел, а где сам Левкович?
– Мастер-то?
О, конечно. Прошу прощения. Левкович – не просто инженер участка, он ВЫБРАННЫЙ мастер. Когда Концессии присылают сверху своего человека, его называют как угодно – участковым, инженером, управляющим. Но мастером – НИКОГДА. Это надо заслужить. Левкович смог. И теперь Старый Карел напоминал мне об этом. Никаких фамилий, только Мастер.
– …да внизу, на пятом горизонте. Рубит новый рукав. Там с давлением что-то неладно, вот он и спустился посмотреть. Дай бог, если часов через пять выйдет.
Лучше некуда! Усталый Айзек Левкович вываливается из подъемника, сдирая с прокопченного лица надоевшую маску, а тут – такая новость: дочка заболела. Причем Старый Карел сам захочет рассказать всё мастеру, никому не доверит. Ну, и расскажет, конечно. В своем стиле. Так распишет, да с такими подробностями, что бедняга Айзек плюнет на усталость и сорвется ко мне на первом же попутном вездеходе.
– Вот что, Романек, послушайте. Как только мастер поднимется из забоя, вы лично встретите его и, ничего не объясняя, попросите позвонить мне в клинику, хорошо? Я могу на вас надеяться?
– Конечно, док, какие вопросы…
Левкович позвонил через шесть часов после захода Эпсилона, когда накачанная гормональными стимуляторами Мия уже спокойно спала, а я сидел за терминалом и рылся в базе данных, безуспешно пытаясь составить курс лечения из своего невеликого, прямо скажем, медицинского арсенала.
Визор пиликнул вызовом, я не глядя ткнул в клавишу:
– Клиника. Доктор Веснин. Слушаю.
– Док, это Левкович. Скажите сразу…
Я обернулся к обзорнику. Усталое лицо инженера, всё в грязноватых потеках пота и рудничной пыли, казалось озабоченным. За его спиной маячили несколько горняков, шумно вздыхала пульпа в невидимой трубе, натужно скрежетал подъемник. Похоже, Айзек звонил прямо с нулевого уровня шахты, с рабочей зоны. Да, там не поговоришь…
– …что с Мией? Не успел я подняться, как прискакал Старый Карел, чуть ли не силой потащил меня к визору, ничего не объясняя.
– Всё в порядке, мастер, небольшой гормональный дисбаланс. Я сделал ей инъекцию кортизона, сейчас синтезирую альдостерон… Мия сейчас спит, а завтра вечером можете заехать ее проведать…
– Док, я…
– Не волнуйтесь, Айзек, всё будет о’кей! Дней десять-пятнадцать девочке придется побыть у меня, зато потом – никаких проблем. В колонии это не первый и, к сожалению, не последний случай. Бронзовая болезнь, можно сказать, «профессиональная» для наших мест.
– Спасибо, док, спасибо. Завтра мы заедем, конечно… скажите, может, ей чего нужно. Мы привезем…
– Гм… возьмите какие-нибудь игрушки, у нас, сами понимаете, такого добра немного. Скучно ей тут будет одной.
– Хорошо, док… и… это, еще раз спасибо. Храни вас бог!
Левкович отключился. Хотел бы я быть уверенным в выздоровлении девочки хотя бы наполовину так, как расписывал инженеру. Стимуляторы стимуляторами, недостающие гормоны я сейчас, конечно, синтезирую – не вопрос, но не вечно же их колоть девчушке! Надо еще с надпочечниками разобраться. Если медикаментной базы хватит. Если девочка не слишком ослабела. Если… Слишком много «если»!
Вся надежда на то, что молодой, крепкий организм справится с болезнью. Я могу только колоть гормоны и молиться. Впрочем, я могу еще кое-что. Сидеть с ней рядом, держать за руку, рассказывать сказки. Вытирать пот со лба… Кто посмеет сказать, что этого мало?!
Снова пискнул визор. Господи, ну кто еще?
– Хэлло, док! – оскалился с экрана Роб Хэммит, связист Фактории.
– Роб! Что случилось? Никак заболел?
– Не-е е… – с ухмылкой протянул Хэммит, – не дождетесь. К вам, медикам, только попади… Залечите насмерть. Тут дело другое. На ваше имя пришла депеша из ЦКМ. Шифрованная. Лично вам, по прямому лучу. Чего стряслось-то, док?
Екнуло сердце. ЦКМ – Центр Колониальной Медицины просто так рядовым медикам на забытые богом колонии срочные депеши не рассылает. Да еще шифровкой. В прошлый раз меня таким образом уведомляли об эпидемии на «Таргисе» и о том, что карантинный корабль ни под каким видом не должен садиться на Надежду.
«Таргис» полтора месяца крутился на орбите, а потом с Земли прибыл военный крейсер и повел чумного торговца под конвоем куда-то к сектору Омега. Надравшись, наши астрономы клянутся, что потом регистрировали в той части неба странные вспышки. Правда, протрезвев, никто из них уже на эту тему не распространяется. Их можно понять, они давали подписку.
– Ну чё, готовы к приему? – Робу, похоже, надоело созерцать мою вытянутую физиономию. Наверняка срочная депеша оторвала его от вечернего покера. Партнеры ждут.
– Давай, Роб… Поехали.
На терминале поползли шифрованные строчки. Я запустил криптограф.
«Сектор Гамма. Эпсилон Индейца II. Фактория Надежда.
Ознакомительная версия.
