Снаружи, всего в нескольких метрах от меня, своим вечным сном спит Миша. Где-то Дали, наш бедный Паганини, движется по траектории — которую нельзя установить, пропавший без вести навсегда. Теперь я понимаю, почему он в свои последние ясные часы старался вспомнить всех тех, которые оставили след в памяти людей. А мы? Лишено ли наше убогое существование, наша смерть всякого смысла? Стоит ли о нас вспоминать?
Я ломаю и ломаю голову; поток мыслей громоздится во мне. Почему мы живем? Гиула однажды терзал себя этим вопросом. Почему? Это самый бессмысленный и самый неважный вопрос, которым может задаться человек. Мы состоим из праматерии, из которой себя создала Вселенная. Настроение природы, цепочка случайностей связала органическую материю, из которой спустя миллионы лет развилось разумное существо. Случайности определяли также и полет «Дарвина», а вместе с тем и наш жизненный путь. Логика безжалостна и допускает только этот ответ на вопрос: Почему?. Любой последующий вопрос привел бы в область мистического.
Нет, не над этим вопросом стоит задуматься, а над совершенно другим. Кто мы вообще, мы люди? Кто я, который знает о своем рождении, о своем существовании, о своей смерти? Мы превозносим моменты великих открытий и изобретений, с которыми мы связываем громкие имена, и мы чтим память мучеников, которые отдали свою жизнь, веруя в разум. Но не было ли в нашем бытие такого момента, который был значительнее и возвышеннее, чем все эти важные открытия? Однажды, когда-то осознал, кто он. Однажды, когда-то он нерешительно и с удивлением установил: Я есть, я живу, я хозяин этой планеты. Я ЕСТЬ! Какое осознание.
Кто мы? Мы знаем о нашем бытии, мы искали и исследовали и не испугались в своей жизни добиться капли новых познаний. Сегодня мы знаем о создании материи, держим атом в своих руках. Мы исследовали Землю, завоевали ее шаг за шагом и подчинили ее себе. Мы дошли до того, что можем смотреть на этот свой дом снаружи, определить его местоположение в пространстве и подчинять соседние планеты нашим целям. Мы снова стоим на пороге нового бытия. Чи намекнул на то, что мы знаем и чувствуем: мы обитатели планеты. Мы познали тайну законов природы; поэтому наступит день, когда мы будем определять движение далеких светил и извлечем пользу из их мощной энергии. Пользу? Для чего? Этот вопрос выходит за все представления о нашем прошлом и настоящем бытие. Я почти вздрагиваю при мысли и осознании того, что больше нет дороги назад. Человек не может остановиться на месте, больше не может прекратить мыслить, исследовать и формировать. Ему необходима сила атома в качестве источника энергии, ему необходима космонавтика для нового познания. Каждый простой в этом развитии привел бы к гибели. Кто же тогда мы, которым взбрело в голову, подчинить однажды нашей воле материю за пределами нашей планеты?
Ввиду нашего бессилия, нашего неотвратимого конца в этом металлическом саркофаге, ответ кажется мне ошибочным. Оглядываюсь назад в далекое прошлое человеческого рода, и вижу картину грядущих поколений, и я чувствую: мы сами создатели! Не проникаем ли мы в своих мыслях в глубины космоса? Не познанием и не понимаем ли мы больше с каждым днем? В нас отражается Вселенная, она принадлежит нам. С неизбежной уверенностью мы проникнем в глубины космоса и завладеем ими. Семя человеческого рода сделает свидетелями акта нашего творения мириады далеких планет.
Какое значение имеет в этом мощном процессе наша гибель? Живы ли мы четверо с «Чарльза Дарвина» или нет — не более, чем затерявшийся воробей. Это так же неважно как вопрос Гиулы о «Почему?». Только человечество как большое целое, продолжение его существования имеет значение. Это хорошо, думать в эти часы об этом — прощание будет легче… Все случившееся — это всего лишь уравнение; недостаточное, здесь событие будет…
Несколько часов спустя
Соня со мной. Она подумала о моем Дне рождения. А благодарю тебя, Соня, я благодарю тебя….
Она сейчас спит в моей каюте. Ее дыхание совершенно спокойно и равномерно. Я постоянно смотрю на нее, и в мыслях я говорю с ней. Ты права, любимая, когда ты однажды сказала мне: пока люди населяют Землю, мы будем среди них. Да, ты была и ты будешь не менее чем любой другой, чье имя внесено в фолиант истории. Мы тоже будем потом среди них, когда наши имена будут давно забыты. Потому что наша жизнь была полной смысла, и она была прекрасна — несмотря ни на что.
Двадцать второе июля
Мои последние строки. Мы хотим катапультировать зонд, в нем будет находиться этот дневник. Чи полон нетерпениям. Зонд стал для него предметом суеверного почитания и надежды. Надежда — весь наш словарный запас состоит из одного этого слова: Надежда!
Еще пару месяцев, затем эта глупость закончиться. Семь месяцев — у меня в глазах темнеет от этого срока. Я приветствую вас, люди, и я… Слова, лишь слова…
Тринадцать часов двенадцать минут
Роджер Стюарт
«Чарльз Дарвин» — крошечный кусок осознанно соединенной материи. Непредсказуемый случай сделал его планетоидом; он вращается, подчиненный законам природы, по вечной траектории вокруг центральной звезды нашей планетной системы. И четыре человека, четверо выживших, ждут, тревожатся и надеются в безмолвном молчании на чудо, что их неутомимый полет даст передышку. Источник их жизни, работа, осмысленная, полезная деятельность иссякла; их запас продуктов питания приближается к концу. Они не знают, что их зов о помощи был услышан, и они не знают также, что на отдалении в немногим больше чем в миллион километров «Йоханнес Кеплер» движется по своей траектории.
Оба космических корабля движутся навстречу друг другу. Согласно данным траектории, которые были найдены в информационной капсуле, эта встреча должна быть неизбежной. Но что, если в эти данные вкралась крошечная ошибка в расчетах. Неправильное измерение, неправильно поставленная запятая — и оба космических корабля несутся мимо друг друга с расхождением в сотни тысяч километров. Об этом никто не может дать справку, даже компьютеры на борту «Кеплера» и специалисты в Центре управления. Остаются поиски спички в океане; вечность назад профессор Сёгрен однажды предрек эту картину, когда он хотел продемонстрировать невыполнимость экспедиции. Окажется ли он прав?
«Йоханнес Кеплер», казалось, остановился в пространстве. Словам, направленным в ЦУП, потребовалось одиннадцать минут и три секунды, чтобы добраться до своей цели. Трое заключенных экспедиционного космического корабля уже очень редко смотрели в иллюминатор. Несмотря на постоянную связь с Землей ими овладело чувство безнадежности и одиночества. Где находилась эта блестящая точка, из-за которой они поднялись в воздух несколько месяцев назад? Была ли она вообще? Еще пара недель, затем должен был истощиться провиант в «Дарвине». Недели — это была бесконечность. Автоматика напрасно нащупывала в пространстве частоты их передатчиков. Ни единого признака жизни. Впустую вращались радары, тщательно обследовали градус за градусом окружавшую их сферу. Молчание, темнота и нанесенные на нее мириады мерцающих световых точек, далеких светил. Бесконечное время и пространство.
