В этот момент появился тот, кого я ждал, прихрамывающий на левую ногу сорокалетний здоровяк в сером френче с погонами полковника.
— Проблемы? — Он посмотрел на меня и кивнул на Бельцова.
— Нет, всё ровно.
Проходящий в «Шляпнике» практику стажёр моментально исчез за барной стойкой. Ерёменко пожал мне руку и сел напротив, а я наконец‑то получил свой чай и бутерброды.
— Ну что, Саня, осваиваешься в столице?
— Деваться некуда, осваиваюсь. Как считаешь, командир, что лучше: в Краснодаре осесть или всё же в Гвардейском?
— Хочешь спокойствия, двигай в посёлок. Ну а если собрался серьёзными делами заниматься и есть желание по социальной лестнице вскарабкаться, тогда в столице. Между прочим, рядом со мной особнячок хороший продаётся, и недорого просят, всего четыреста монет. Хозяину деньги срочно нужны, и он торопится, хотя реально этот дом под семь сотен стоит.
— Подумаю. — Я кивнул.
— Думай быстрее, а то дом уйдёт, а мне лучше, если в соседях свой человек будет. — Он повернулся к барной стойке и, повысив голос, обратился к одному из местных служащих: — Петя, коньячку мне полста и лимончик.
Полковника обслужили, а я, покосившись на выпивку, спросил:
— Не рановато, ведь только середина рабочего дня?
— Мне можно, я теперь работник умственного труда, а коньячок в малых дозах стимулирует мозг. — Полковник одним махом влил в себя янтарную жидкость и, закусив лимончиком, сказал: — Ладно, Саня, понимаю, что не просто так ты повидаться хотел. Говори, что от меня требуется?
— Иваныч, мне в Трабзон надо. Чем скорее, тем лучше. Оформи в вашей конторе бумагу хорошую и красивую, чтоб меня через линию фронта пропустили. Я‑то и сам пройду, но это потеря времени, и назад не один возвращаться буду, надо, чтобы армейская разведка меня поддержала и возможные хвосты обрубила.
— С Трабзоном сейчас перемирие, Саня. Может быть, подождешь, пока всё утрясётся?
— Нет, — покачал я головой, — и так времени много потерял, больше года ждал, а теперь надо поторопиться.
— Подругу вытянуть хочешь?
— Да, её и ребёнка своего.
— Так куда торопишься, ведь сам же говорил, что не любишь её?
— Верно, но любовь — отдельно, а уважение и глубокая симпатия к этой женщине — тоже отдельно. Не знаю, как это объяснить, Иваныч. Мне с ней рядом хорошо было, спокойно, и это тот редкий случай, когда ты всегда рад человеку, смотришь на него — и сердце радуется, что он с тобой рядом. Тоскую я по этим ощущениям. Опять же ребёнок у нас есть, и, как радио вещает, положение моего тестя Кары в Трабзоне нестабильное. Мэр тамошний с нами мира захотел и может по наёмнику ударить, а в таких делах его семью задеть — как два пальца об асфальт. Да и если рассуждать чисто по‑деловому, чем быстрей эту тему разгребу, тем быстрей смогу заняться другими своими делами. Выручай, Иваныч.
— А чего к Захарову или Стахову не обратишься?
— Слишком они хитрые, втянут в блудняк свой шпионский, а потом из этой ямы не вылезешь. С тобой надёжней, ты всё же человек без двойного дна, и я тебе верю.
Полковник достал портсигар, не торопясь вынул длинную турецкую папироску, закурил, с полминуты помолчал и наконец изрёк своё решение:
— Сделаем. Через три дня в Трабзон «Цезарь Куников» с «Ладным» идут, посольство повезут, и наше начальство сейчас как раз решает, кого от СБ отправить. Я пробегусь к генералу и сам в посольство набьюсь, а ты со мной как секретарь и порученец отправишься. Считай, что повезло тебе, Саня.
— Благодарю, Иваныч. С меня причитается.
— Забудь, я помню, кто меня из последнего боя на себе вытянул. Завтра в полдень будь с вещами возле моего дома.
— Понял.
Ерёменко затянулся, пыхнул ароматным дымком и поинтересовался:
— Какие планы, во что думаешь свою молодую энергию вкладывать?
Я кивнул на чашку с чаем, стоящую на столе:
— Планов много, командир, но как из Трабзона вернусь и житьё своё налажу, тогда этим и займусь.
— Чай? — удивился полковник.
— Он самый.
— А ну‑ка, объясни. Интересно, что ты задумал.
Ухмыльнувшись, я заказал ещё чашку чая и начал излагать Ерёменко свою идею:
— В историю вдаваться не буду, Иваныч, это не очень интересно, а вот реалии сегодняшнего дня затронуть придётся. Чай — это такой товар, который русскими царями в своё время был признан стратегическим ресурсом. На территории нашей Конфедерации единственное место, где он сейчас выращивается, — Новороссийск, и то, что дают тамошние хозяйства, — только пятнадцать процентов людских потребностей, так что пока рынок свободен.
— И что? Ты хочешь войти в долю к кому‑то из приморских купцов?
— Нет, хочу возродить старые производства в Адлерском и Верхнехостинском совхозах. Наши морпехи местность в районе Сочи в этом году окончательно зачистят и к весне, если с турками будет подписан мир, оттянутся к Адлеру. Пока тамошние земли никому не нужны — всё же пограничье, а я — раз — и вклинился. Затраты на первое время будут небольшими, около девяти тысяч золотых. Но если денег в деле окажется больше, то и результат будет лучше. Со временем, если всё неплохо сложится, конкурентов с рынка вытесню, а чуть позже и под себя подомну. Сейчас оптовая цена на чай — один золотой конф за килограмм, а два совхоза, которые я подниму, уже через три года смогут дать пятьдесят тонн продукции.
— Пятьдесят тысяч монет?! — Ерёменко был искренне удивлён.
— Чуть меньше, но каждый год доход будет составлять от десяти до пятнадцати тысяч золотых конфов. Я думаю, что рынок насытится, и цена несколько упадёт.
— Ты считаешь, что по качеству сможешь сравниться с теми сортами, что есть сейчас?
— Запросто, и знаешь почему?
Полковник вопросительно посмотрел на меня, и я продолжил:
— Потому что мой чай будет краснодарским.
— Не понял.
— Объясняю. Почему люди пьют чай? По той простой причине, что он имеет теин, чайный кофеин, а наш чай, ранее выращиваемый в Краснодарском крае, это самый северный сорт в мире, и не знаю почему, в нём самый высокий процент этого бодрящего вещества. Такой концентрации кофеина даже кофе не содержит. Недаром ещё в советское время именно краснодарский сорт чая среди каторжан, заключённых и работников умственного труда считался самым лучшим, так как был самым крепким, а производился он именно в районе Адлера, Верхней Хосты и Дагомыса. Более нигде и ничего подобного этому сорту вырастить не удалось, и те сорта, что сейчас под Новороссийском выращивают, всего лишь жалкий заменитель настоящего чая.
