«Чем скорее ты туда попадешь… – сказала она себе, заметив, что продолжает сидеть неподвижно, – чем скорее ты попадешь на эти Гимлины, тем скорее ты получишь обратно свой корабль».
И действительно, именно о таком положении дел она мечтала с тех самых пор, как стряхнула с обшивки «Танца» прах Фалдайзы.
Несмотря на это, она осталась сидеть в кресле пилота, подобрав ноги под себя и обхватив колени руками. Шелковый халат прохладно скользил по коже.
Малая Пустота была на переднем экране, и немногочисленные точки света ярко сияли на фоне бесконечной ночи. Она откинулась в кресле…
«Не смотри в Глубины, малышка, – пробормотала Гарен из ее воспоминаний. – Пустота наполнит тебе голову и сделает такой же сумасшедшей, как эту твою мамку».
И бесполезно было говорить, что Кантра знает свою родословную вплоть до далеких прапрабабок, и что Гарен йос-Фелиум нигде не значилась в списке доноров. Гарен считала Кантру своей дочерью – той самой дочерью, которая была уничтожена пожирателем миров вместе с остальными родственниками Гарен, ее знакомыми и всей планетой. И произошло это за много лет до того, как директора института Танджалира заказали рождение Кантры.
Гарен рассказывала ей эту историю: как ее корабль вернулся домой из рейса, и никакого дома не было. Рассказывала, как они проверили координаты, ушли и попытались вернуться снова. Как они сделали это дюжину раз, с самых разных точек перехода, пока наконец капитан не высадила их на Боргене, где распустила экипаж и продала корабль.
Она часто рассказывала эту историю, Гарен – и, насколько могла понять Кантра, не видела никакого противоречия в том, что признает свою дочь погибшей и уничтоженной и в то же время считает Кантру именно этой дочерью. Это было не самым крупным помешательством Гарен, и против него Кантре не следовало бы ничего иметь, поскольку именно оно спасло ей жизнь.
«Теперь вопрос в том, – думала Кантра, забившись в кресло пилота, которому она не могла полностью доверять, и глядя в Глубины, – для чего оно меня спасло?»
«Жизнь хочет жить, малышка. Это так естественно».
Верно, в какой-то степени. Но жизнь… жизнь хочет к тому же и достигать чего-то, устанавливать связи, доверять, хоть изредка испытывать покой и безмятежность…
«Ты получила сильный дар, малышка. Это – оружие и сокровище. Ты можешь получить все, что захочешь, просто улыбнувшись и хорошенько попросив».
Скорее, это было проклятием – и опасностью для нее самой и для тех, кто попадал под ее влияние. Самым лучшим курсом – и самым безопасным – было оставаться одной и делаться как можно капризнее и угрюмее, когда контакт с другими становится необходимым.
На экранах танцевали редкие звезды. Она закрыла глаза – но это не отгородило ее от пустоты.
Пять лет прошло после смерти Гарен. Пять лет одиночных полетов, пять лет маскировки, пять лет, когда ее единственным собеседником была она сама.
И ради чего?
– Привычка, – прошептала она – и в Глубинах за своими веками увидела Далей: ее флегматичное лицо оживляется, когда она говорит о Дяде и его свободном и равном сообществе серийников. И Джелу: с радостным предвкушением драчки во взгляде он стоит перед противником, вдвое большим его по весу.
… и другие картины. Джела, наполовину поднявшийся по сходням; Джела, раскидывающий вокруг нее толпу убийц, лицо Джелы, на котором отражаются одновременно облегчение и настороженность – первое, что она видит, когда открывается крышка устройства первой помощи.
Джела, у которого есть задача и есть причина жить так, как он живет, и который пообещал убраться со своим деревом на Гимлинах, чего, черт подери, она и хочет!
Хочет?
«Надо было продать его Дяде, и дело с концом», – сказала она себе и рассмеялась.
Продажа Джелы решила бы сразу несколько проблем, насколько Кантра теперь могла понять.
«Ладно, ты у него в долгу», – сказала она про себя. Но ведь не только это. Она привыклак нему, привыкла к его помощи и благоразумию. Что еще хуже, она привыкла к его присутствию на корабле, его участию в ее каждодневных делах. Привыкла регулярно высыпаться и не балансировать на грани нервного истощения. Не касалась палочки «Темпа» уже…
Ладно, ей будет его не хватать, только и всего.
«Ничего сверх того, что ты заказывала».
Верно.
Она медленно спустила ноги на холодную палубу и встала с кресла.
У нее за спиной открылась дверь.
Она повернулась и посмотрела на Джелу: облегающий корабельный костюм удачно подчеркивал ширину его плеч.
Он остановился у двери. Лицо у него было открытое и слегка неуверенное, кисти рук висели неподвижно.
– Мне пришло в голову, – проговорил он медленно и, насколько она успела узнать его, с полной серьезностью, – что я на Фалдайзе сбил тебя не только с одного курса. Я не рыжий, но могу попытаться загладить свою вину перед тобой. – Он адресовал Кантре улыбку искреннего смущения, от которой у нее дрогнуло сердце. – Если ты заинтересована.
Так. Да, по правде говоря, она была заинтересована.
Потому она улыбнулась и пошла ему навстречу, прекрасно сознавая, что об этом она тоже пожалеет на Гимлинах.
Он наклонил голову, его черные глаза смотрели на нее с теплым восхищением. Ее улыбка стала еще приветливей, и она протянула руку.
Он ответно протянул свою. Пальцы у него были теплые, ладонь – мозолистая, а хватка – нелепо слабая для мужчины, который способен расплющить кулак противника.
– Моя каюта больше, – тихо сказала она, и они вышли из рубки вместе.
«Танец Спирали»
На подлете к Гимлинам
Гимлины висели на втором экране, пока Джела перебирал адреса связи. На его лице медленно застывало выражение мрачной терпеливости, а все его тело буквально испускало волны напряженности.
Кантра занималась навигационной стороной дел, принимая поступающие данные, в шестой раз проверяя направления и включая сканеры на большую мощность, чем было строго необходимо.
Напряженность второго пилота продолжала усиливаться – до такой степени, что первый пилот ощутила явный зуд. Вздохнув, она отстегнула сеть безопасности и встала.
– Я пойду готовить чай, – сообщила она профилю Джелы. – Хочешь?
Он даже не моргнул в знак того, что ее слышит. Его пальцы начали двигаться по клавиатуре коммуникатора. Приостановились – и снова пришли в движение.
«Перестань! – мысленно приказала она ему. – От того, кто так усиленно прячется, ничего хорошего ждать не приходится».
– Еще одна цепочка, – сказал Джела. Его голос был таким же отчужденным, как и его профиль. – Чай был бы кстати, спасибо.
– Ладно.