– А я уже была там… И ничего интересного не обнаружила. Только огромный пустой зал. Каменный. Без вас!
– Да какой же он пустой!… – возмутился Олег. – Идем, сама посмотришь! – и потянул меня за руку внутрь, за границу, чуть отмеченную тонким проволочным заграждением.
Мне оставалось только подчиниться.
Но когда я вошла внутрь вслед за ним, рука Олега, сжимавшая мой локоть, чудесным образом испарилась. И я вновь оказалась в гулкой пустоте каменного зала. Одна-одинешенька. Без скафандра.
– Олег! – на всякий случай позвала я, уже понимая, что это бесполезно.
Куда бы он не вошел вместе со мной – он попал совсем в другое помещение. И не важно, что вход был один. Выходы были разными. Мужчин они вел в одну сторону, меня – в другую. Может здесь производится селекция по половому признаку? Они попали в мужскую комнату, а я – в дамскую?
– Ну что же за ерунда такая! – в сердцах топнула я ногой.
И, как видно, слишком сильно топнула… Грубо обтесанные плиты пола заколебались подо мной, вздохнули сонно со сладким стоном пробуждения, и в глубине зала, у дальней стены, из плит потянулся вверх, быстро вырастая до огромных размеров, красивый серебристый побег какого-то гигантского растения. Типа кактуса. Только без колючек. И совсем не растительного серовато-металлического оттенка.
– Привет, – сказала я ему от неожиданности.
Не знаю ответил ли он – мне показалось, что ответил. В чем заключался ответ и в чем выразился – затрудняюсь сказать. Но он был очень вежливым. Настолько, что такую вежливость просто нельзя было оставить без внимания.
Я двинулась к этому растению-прибору с неясной целью, но приятным чувством скорой развязки.
И развязка наступила. Правда, не совсем та, на которую я рассчитывала. Мне явился Серафим. Не шестикрылый, как в известном стихотворении Пушкина, а вовсе даже бескрылый. Зато беглый. И преступный. Тот самый Серафим Смоляный, который подстроил нам мерзкую ловушку возле своей потайки, и вообще, судя по всему, собирался нас всех угробить.
– Ага, вот вы где! – радостно воскликнула я, предвкушая скорую расправу с преступником.
И вдруг подумала: а с чего это я так радуюсь? Добро б со мной была вся наша компания, которая беглого Серафима немедля скрутила бы и запытала по всем дворцовым правилам. Но в настоящий-то момент я стояла одна-одинешенька!
И факт сей, похоже, не укрылся от злобного прищура беглого лыцара. Он от меня бежать и прятаться вовсе и не собирался, а быстро и целеустремленно двигался как раз наоборот – прямо ко мне!
Но кто-то ведь бежать все-таки должен? Если Серафим не собирается этого делать, значит беготню и удирание придется взять на себя мне, бедной одинокой девушке…
Я бойко развернулась и ринулась к выходу – то бишь к люку в стене.
Пожалуй, в бойкости соревноваться со мной сможет не всякий – Серафим уж точно! Он никак не успел бы перехватить меня возле псевдометаллического выходного отверстия. Ведь я мчалась как угорелая, тихо радуясь на ходу быстроте своих ног!
Радуясь преждевременно. Гадкий бескрылый Серафим даже и не собирался соревноваться со мной в легкоатлетических видах спорта. Он знал другой способ. Который и применил, собака! Пес смердящий! Взял и просто подставил мне ножку…
Не свою, конечно. Где найдешь ножищу тридцатиметровой длины? Ножку мне подставил пол этого зала. Серафим только хлопнул в ладоши (я сначала решила, что мужик окончательно свихнулся и принялся аплодировать моей быстроте – ха, как бы не так! От такого дождешься…). Еще выкрикнул что-то неразборчиво-визгливое. И как в сказке (волшебной, но страшной) одна из плит пола прямо передо мной тут же встопорщилась, ребром цепляя мою проносящуюся над ней ногу – и дело было сделано! Я покатилась кубарем.
Ударяясь, ушибаясь, обижаясь. Да и как не обижаться – ведь кругом одно предательство и происки злых сил, от которых больно достается, в первую очередь, сбитым локтям и коленкам.
Со стоном преодолевая последствия столь неожиданного падения, и пытаясь все-таки подняться, я обнаружила, что спешить-то, собственно, и некуда… Серафим уже опередил меня. Успел, подлец, доскакать до выходного люка – и теперь неторопливо, вразвалочку, двигался мне навстречу, полностью отрезав путь к отступлению.
– Эй-эй! Что вы задумали? – строго сказала я, пятясь. – Сейчас сюда придут князь с лыцарами и вам придется держать ответ за все ваши злодеяния!…
В криминальной среде мои слова могли бы назвать попыткой взять Серафима «на пушку». Но местную криминальную среду представлял тут он сам, и «браться на пушку» решительно не захотел.
– Врешь, княгиня, – просто сообщил он. – Никто сюда не придет. А если и найдут дорогу, так нескоро. А мы с тобой за это время успеем потолковать. И поладить успеем…
– Я не собираюсь с вами «ладить»! – возразила я. И поперхнулась своими возмущенными словами, поскольку уперлась спиной прямо в металлическую машину-растение.
– А здесь и собираться нечего, – утешил Серафим, ухватывая меня за локоть твердыми, как из железа, пальцами. – Как толковать станем – сама захочешь миром кончить…
При этом он еще и заломил мне руку и, не обращая внимание на придушенный вскрик, принялся ловко приматывать мой девичий стан прямо к холодному кактусу. И откуда только веревку вытащил?…
Радовало одно – металлический кактус был все-таки без колючек. Хотя и с ребрами жесткости по всему периметру своего ствола. И чем туже приматывал Серафим меня к стволу, тем явственнее ощущались моей спиной эти ребра.
– Эй!… – вновь попыталась запротестовать я. – Мне больно!
– Уже? – удивился Серафим. – Это ты, княгиня, не знаешь какова она есть – та боль… Но сейчас узнаешь.
И затянул веревки так туго, что я взвыла.
– Не притворяйся, – доброжелательно предупредил Серафим. – Вот когда скажешь: «Серафимушка, я твоя, делай со мной, рабой своей, что хошь, только избавь от мучений!» – вот тогда я и пойму: тебе больно. И пожалею тебя. Только еще не знаю как. Может, ласково обойдусь с тобой. Может, просто жизни лишу. Это увидим после. Как разговор наш пойдет – так и увидим…
С этим словами, он затянул последний узел на веревке, повернулся ко мне спиной и спокойно отправился куда-то в непроглядную даль.
В одну из двух непроглядных далей этого зала. Теперь я решила, что и не зал это вовсе, а как бы длинный огромный коридор, уходящий во мрак справа и слева. Серафим отправился в его левую непроглядность. Хотя – что для меня это меняло?
– Вы куда? – шепотом поинтересовалась я.
Он так удивился, что даже замер. Потом обернулся, поглядел задумчиво и все-таки снизошел до ответа:
– За пыточным струментом, княгиня, куда ж еще? Давно вас здесь поджидаю, струмент приготовлен, надо только принесть. Обождешь малость? Не торопишься, княгиня?
