Потом, когда дождь перестал, когда начали выходить из парка трамваи и зафырчали грузовики, разбрызгивая колесами лужи на дороге, парни с мячом ушли.
Как, спрашивается, объяснить этот факт? Откуда они взялись вообще?
Все это похоже на чтение книги, у которой тетрадки сшиты неверно. Читаешь одно, и вдруг видишь, что последнее слово в нижней строке с переносом на следующую страницу, а на той следующей странице — абсолютно другой текст. Это как в огороде бузина, а в Киеве дядька.
Но так кажется только на первый взгляд. А когда поразмыслишь, то всегда находится удовлетворительное объяснение. Что касается волейболистов, то я уверен, они выпали из пролетавшего над моим домом лайнера.
Оба в составе сборной летели на соревнования и нечаянно выпали из самолета. А поскольку ночью им податься было некуда, они и торчали до утра под моим окном, используя вынужденную остановку для тренировки.
Теперь об автомате газированной воды.
Те, кому доводилось бывать в современном лесу, знают, что там нередко встречаются предметы, ничего общего с лесом не имеющие. Я не говорю о бутилках или банках из-под консервированных продуктов — их занесли туристы, это понятно. Но откуда среди девственного леса, где нога человека не ступала, взялась бетонная плита с ржавыми, в насечках, прутьями арматуры или металлическая станина с призматическими направляющими? Честное слово, охватывает оторопь, когда набредаешь на что-либо подобное. Ведь это не какаянибудь там десятирублевая бумажка, которую занесет ветром куда угодно. Такие предметы не могут летать по воздуху. Мысль о нечистой силе, естественно, отбрасываешь, и единственное материалистическое объяснение, которое удается найти, выглядит следующим образом. Тяжелые тела прогибают пространство, они могут прорвать его и вывалиться наружу. Под влиянием Васи Морковкина автор в свое время проштудировал кое-какие разделы физики и убежден, что это вполне возможная вещь. Некое тело вывалилось из одного пространства и очутилось в другом. Что тут странного?
Впрочем, как сказал поэт, «мы часто ищем сложности вещей, где истина лежит совсем простая». С автоматом газированной воды дело, я думаю, обстояло так: он, как и фотоаппарат, отцепился от пробегавшего здесь авто-мото…
Вася налил себе газировки с двойным грушевым сиропом, прополоскал рот и, помня наказ фотографической птицы, выкрикнул: — Однажды в студену… — и умолк, потому что, кроме этого, ничего не помнил.
— Ну-ну, — подбодрило его Эхо, — шпарь дальше.
— Дальше не помню, — сказал, переминаясь с ноги на ногу, Вася.
— В таком случае я займусь своими делами, — сказало Эхо. — В нем что-то щелкнуло, и сквозь шорохи и потрескивания до Васи донеслось: — Сегодня Луговая суббота. Послушайте праздничный концерт. Дед Пихто, вы слышите нас? По вашей заявке… Привет передовикам вениковязания!
— А теперь, — объявило Эхо, — программа: «Писатель читает рукопись».
«Это, наверное, тот самый Писатель, о котором говорил Путник, — подумал Вася. — Значит, он получил уже растворимый кофе».
Некто над самым Васиным ухом прокашлялся и стал читать глуховатым слегка голосом:
— Ты стоишь на полянке, в траве. Родители, или кто-нибудь один из них — либо мать, либо отец, — наверное, рядом; но ты никого не видишь. Может быть, мешает трава — она вон какая высокая (метелки злаков, кажется, до самых облаков достают), а ты такой маленький!.. Или, может быть, слишком яркий свет не дает смотреть, словно кто-то, балуясь зеркальцем, наводит тебе на лицо солнечного зайчика; ты смеешься, щуришь глаза, отворачиваешься, но и там подстерегает тебя ослепляющий луч. А в траве хорошо! Как ни палит, ни печет солнце, листья травы прохладны и под ними тень — реденький, слабый, но сумрак. Так вот где, оказывается, она, тень ночная, дневною порой прячется! Вот откуда поднимается вечером, укрывая своим крылом всю землю!..
Но сейчас не ее пора, сейчас тень робка, раздвинешь осторожно стебли рукой — она, как пугливая мышка, юркнет в сторону, забьется поглубже в траву — и молчок. Должно быть, луна и звезды днем тоже в траве прячутся. Звезды могут укрыться под небольшими листочками — они сами маленькие, а луна, уже точно, выбирает для своего укрытия самый громадный лопух.
Интересно было бы поискать ее!..
Но что алое, в темную крапинку виднеется там в траве? Такое приветливое, такое манящее! Ты протянул руку, и вот оно уже на ладони твоей, вот уже — сам не заметил как — и во рту. Никогда прежде ты не сталкивался с этим, но определил безошибочно — ягода!
Ага, вот ты и вспомнил наконец, зачем ты здесь, на полянке, в окружении трав — за ягодой! Обирая куст за кустом и посапывая, ползешь вперед.
Вдруг слышишь: впереди шуршит трава, и там тоже кто-то посапывает. Ты встаешь на ноги и видишь перед собой другого мальчика. Он тоже встал на ноги и смотрит на тебя, улыбаясь, и ничего не говорит. А мальчик такой славный, и так хочется тебе подружиться с ним, побегать по лужайке, погоняться за разноцветными бабочками… Ну ее, ягоду!
И ты уже готов заговорить с мальчиком, но кто-то — либо мать, либо отец, — вероятно, боясь потерять тебя в этой густой и высокой траве (ты, конечно же, успел далеко уползти), берет тебя за руку и мягко, но вместе с тем настойчиво увлекает в сторону. Ты идешь и оглядываешься: мальчик стоит все на том же месте, теребит подол рубахи и улыбается.
Сколько с той поры минуло! Казалось бы, в таком нагромождении, напластовании всякого разного должен был, как иголка, затеряться столь крохотный случай.
Что произошло? Давным-давно я встретил на лугу мальчика, и мы с ним поглядели друг на друга. Вот и все. Но почему тогда из всей толщи прожитых лет особенно ярко память именно этот случай высвечивает?
Может быть, она все время пытается натолкнуть меня на какую-то важную мысль? Не знаю. Только живет во мне это воспоминание. Я читаю газету, разговариваю по телефону, сижу на собрании — и вдруг начинаю чувствовать на себе чей-то взгляд. Я сразу же догадываюсь — он, мой мальчик. Он все на той же лужайке стоит, где мы когда-то расстались, и терпеливо ждет, что я вернусь и все-таки предложу ему поиграть.
С праздником, мальчик! С днем лугового ангела!
— А теперь переходите к водным процедурам. Физкульт-привет! — крикнуло Эхо.
«Конечно, — подумал Вася, — если бы я помнил «Мужичка с ноготок», Эхо бы не вело себя столь нахально. Но теперь делать нечего».
— А-а-а! — крикнул он на всякий случай.
— Бэ! — ответило Эхо.
— А ну тебя!.. — Вася махнул рукой, совсем как Ефим Борисович Грач в начале повествования.
Вероятно, жест этот вызвал резонанс в окружающей среде, потому что Ефим Борисович не замедлил появиться.
