— Ты думаешь, она поняла, что мы за ней охотимся?
Берни не стал тратить силы на ответ. Быстро заплатил за выпивку и бросился вслед за девушкой. Гребби замешкался всего на одну минутку, а потом присоединился к своему партнеру.
В аллее было совсем темно, но потоки кроваво-красного и зеленого света, словно море в ясный день, окатывали прохожих, изливаясь из радужной оболочки, прикрывающей вход в заведение на углу. Девушка повернула направо, покинула Путь Кошелька и начала протискиваться сквозь толпу зевак, направляющихся к Боевому цирку Ярдли. Берни и Гребби добрались до конца аллеи как раз в тот момент, когда девушка проскочила мимо рикш, и помчались за ней, ловко лавируя среди толпы. Они чувствовали, как под ногами пульсируют механизмы, дающие жизнь Конецсвету. Шуршание электрических цепей смешивалось с криками и лязгом оружия, которые доносились из цирка Ярдли.
Девушка шла очень быстро, а потом свернула с главной улицы. Гребби начал задыхаться, его короткие, толстые ножки отчаянно болели, тело, почти лишенное шеи, вытянулось вперед — он изо всех сил старался поспевать за Берни. Слева возник Проход Обжор; девушка миновала группу туристов из Хорта, украшенных кричащими орнаментами, и повернула в аллею.
— Берни, подожди…
Худощавый охотник даже не оглянулся на своего напарника. Он оттолкнул в сторону женщину-зазывалу, — пытающуюся при помощи специальной электронной сети затащить его в свободный дом, и исчез в Проходе Обжор. Зазывала поймала Гребби.
— Барышня, пожалуйста… — взмолился Гребби, однако активные частицы в сети уже ухватились за него, наполнив кровь желанием погрузиться в радости, которые поджидали внутри дома. Зазывала потащила свою жертву к входу, но тут появился Берни, размахнулся и хорошенько ей врезал. Стащил сеть с Гребби, который, бессмысленно размахивая руками, направлялся к свободному дому, дал ему звонкую пощечину.
— Если бы ты не был мне нужен, чтобы тащить ее…
Верна остановилась, чтобы отдышаться. В полумраке аллеи ее глаза слабо светились; сначала серый цвет, нежные пепельно-серые крылышки мотылька… умирающий Египет; потом голубой, туманно-голубое свечение ртути в воде… губы трупа. Теперь, когда праздноболтающиеся зеваки остались далеко позади, схватить ее будет совсем не трудно.
Она не знала, куда идет. По правде говоря, когда особый дар видения, бесконечные воспоминания затопили ее разум, когда глаза привыкли к бесконечным вспышкам света, сменяющимся мгновениями мрака, в который погружался дешевый, грязный бар, она смогла увидеть…
Верна заставила себя выбросить эти мысли из головы. Самым отвратительным в даре видения было то, что увиденное никогда ее не покидало. Почти самым отвратительным.
…Когда Верна снова смогла видеть окружающее ясно и четко, она бросилась прочь из бара, как делала это каждый раз, оказываясь среди людей. Именно поэтому она и решила стать одной из немногих проституток, соглашавшихся обслуживать инопланетян. Гнусное занятие, но ей было проще находиться рядом с рыхлыми, влажными, скользкими существами с далеких планет, чем с мужчинами, женщинами и детьми, ведь она видела, как они…
Верна приказала себе не думать об этом, уже в который раз. Но эти мысли обязательно вернутся; они всегда возвращались — потому что никуда не уходили. Вотчто самое плохое в видении.
«Да благословит тебя Бог, Матушка Сидни. Да благословит тебя Бог. Оставайся там, где ты есть. Где бы ты ни была; может, ты горишь в адском пламени рядышком с моим папашей — не знаю уж, кем он был». Эта и еще несколько таких же, сочащихся ненавистью, мыслей помогали Берне жить.
Она пошла медленнее. Не обращая ни малейшего внимания на приглушенные жалобные мольбы, издаваемые какими-то кучами тряпья, прячущимися в темных закоулках аллеи. Отбросы человечества, которым уже нечего продать. Но ведь это не означало, что они не испытывают нужды.
Из мрака мусоропровода появилась рука, костлявые пальцы коснулись ноги Верны, сжались.
— Пожалуйста…
Слабый, чуть слышный голос, почти лишенный жизни, высохшие листья, похожие на конвульсивно сжимающийся кулак несчастного калеки.
— Заткнись! Отцепись от меня! — Верна споткнулась, не смогла сохранить равновесие и упала прямо на ухватившую ее костлявую руку. Послышался сухой хруст, тихий стон — и изувеченная конечность скрылась в темноте мусоропровода.
Верна остановилась и принялась отчаянно вопить в пустоту, понося умирающее существо, скрывшееся среди отбросов:
— Оставь меня в покое! Я убью тебя, если ты от меня не отстанешь!
— Это она? — спросил Берни.
Гребби уже пришел в себя.
— Может быть.
Они бросились бежать по Проходу Обжор и увидели Верну в слабых отблесках огней, отражающихся от стен аллеи. Она топала ногами и выла.
— Похоже, с ней могут возникнуть проблемы, проговорил Берни.
— Чокнутая, вот что я тебе скажу, — проворчал Гребби. — Давай врежем ей как следует, и все будет в порядке. Док ждет. Он ведь вполне мог послать и других охотников. Нельзя терять время, а то получится, что все зря…
— Помолчи-ка. Она тут такое устроила, что вот-вот появится полиция.
— Да, но…
Берни схватил его за рукав.
— А что, если она связана с какой-нибудь шайкой, ты, идиот?
Гребби промолчал.
Они прижались к стенке, наблюдая за девушкой, которая постепенно успокаивалась. Наконец она расплакалась и побрела дальше по аллее. Охотники тихонько последовали за ней, остановившись лишь затем, чтобы заглянуть в черную дыру мусоропровода. Сухой, тоскливый стон доносился откуда-то из глубины. Гребби передернуло.
Верна оказалась в поле действия ультразвуковых зазывал заведений, продающих наркотики, что выстроились по всей длине Проспекта Отваги. Они не произвели на нее никакого впечатления — наркотики никогда не привлекали Верну, у нее болел от них желудок, они только усиливали ее видение и никогда не помогали забыться. Она знала, что в конце концов ей придется вернуться к своему занятию — найти еще одного клиента. Однако если слизняк-инопланетянин полагает…
Откуда-то появился фоксмартин в пончо и облегающем одеянии. Он потянулся к Берне, держась своими более короткими отростками за металлический поручень у тротуара, и что-то сказал ей. Она не поняла слов, но смысл был вполне ясен, и она улыбнулась, причем ей не было дела до того, как воспримет инопланетянин ее улыбку — посчитает проявлением дружелюбия или, наоборот, враждебности.
А потом очень четко произнесла:
— Пятьдесят кредитов.
Фоксмартин засунул чахлую конечность в карман пончо и вытащил снимок на жидких кристаллах: изображение земной женщины и фоксмартина без защитного костюма. Верна бросила на него всего лишь один взгляд и быстро отвернулась. Перед ней стоял совсем другой фоксмартин, не тот, что был на снимке; похоже, это порнография. Она оттолкнула от лица кристаллы. Фоксмартин спрятал снимок в карман и что-то сердито проворчал.
