— Ничто не мешает тебе вернуться домой, когда ты захочешь, — успокоил его фон Хорст.
— Можешь ты убить тарага этой своей маленькой штучкой с сильным шумом? — спросил Скраф.
— Могу. — Фон Хорст не был уверен в этом, по крайней мере, он не был уверен в том, что сможет сразу убить тигра, избежав его страшных клыков и могучих лап до того, как тот умрет.
— Та дорога, по которой мы идем сегодня, — ведет в мою страну, — сказал Скраф с некоторым нажимом. — Давай не будем останавливаться.
— И оставим Дангара? — спросил фон Хорст.
Скраф пожал плечами:
— Он никогда не поправится. Мы не можем оставаться с ним вечно. Если ты пойдешь со мной, ты легко убьешь тарага этой штукой, которую ты называешь пистолет; потом я положу его голову у входа в пещеру моей девушки, и она будет думать, что это я убил его.
А за это я сделаю так, чтобы племя приняло тебя. Они не убьют тебя. Ты будешь жить с нами и станешь бастианином. Ты тоже сможешь жениться — в Басти много прекрасных девушек.
— Спасибо, — ответил фон Хорст, — но я останусь с Дангаром. Он скоро поправится. Я уверен, что действие яда пройдет, как это было со мной. Просто он получил большую дозу.
— А если он умрет, ты пойдешь со мной? — спросил Скраф.
Фон Хорсту не понравилось выражение его глаз, когда он спрашивал. Лейтенант никогда не считал, что Скраф лучше Дангара. Его манеры не нравились ему.
Теперь у него появились сомнения в его намерениях и честности, хотя он и понимал, что явных оснований для подозрений у него нет. И он выстроил свой ответ так, чтобы не подвергать риску жизнь Дангара.
— Если он выживет, — сказал фон Хорст, — мы оба пойдем с тобой.
После этого они повернули к лагерю.
Время шло. А сколько его прошло — фон Хорст не мог сказать. Один раз он попытался измерить время, постоянно заводя часы и отмечая прошедшие дни зарубками на дереве; но когда вечный полдень — нелегко помнить, что пора завести часы и сделать очередную зарубку. Он упал духом, или, скорее, потерял интерес к жизни. Какое значение имела протяженность времени? Разве не обходились без всего этого обитатели Пеллюсидара? Несомненно, им было даже лучше, чем если бы они владели временем. Вспоминая внешний мир, он осознавал, что время было жестоким хозяином, всю жизнь подстегивавшим его, делая своим рабом.
Скраф часто проявлял нетерпение, а Дангар убеждал их идти без него. Так они и проводили время в ожидании, сне и охоте.
Фон Хорст старался привыкнуть к неподвижному солнцу, вечно висящему в центре сферы, внутренней поверхностью которой был Пеллюсидар, а внешней — тот мир, который он знал и в котором прожил многие годы; но новый мир он не мог принять так легко, как Скраф или Дангар, не знавшие ничего другого.
Однажды он был разбужен криками сарианина.
— Я могу! — восклицал Дангар. — Я могу двигать пальцами.
Паралич отступал быстро, и вскоре Дангар уже встал на ноги. Для фон Хорста это было зарей нового дня, но Дангар и Скраф не знали, что такое заря. Однако они тоже были счастливы.
— Теперь, — воскликнул Скраф — мы пойдем в Басти. Пойдем со мной, и с вами будут обращаться как с моими братьями. Люди примут вас, и вы останетесь в Басти навсегда.
Дорога, которой шел Скраф из страны черных кратеров в землю Басти, была чрезвычайно запутанной, так как он следовал всем изгибам рек, по берегам которых росли деревья, служившие укрытием от многих хищников в этом мире постоянной угрозы, или преодолевал мрачные леса и узкие каменистые ущелья. Иногда приходилось значительно отступать от маршрута, когда требовалось поспать, а для этого — найти достаточно безопасное место.
Фон Хорст так запутался в самом начале их долгого путешествия, что не имел ни малейшего понятия даже об общем направлении их движения, и часто сомневался в способности Скрафа найти дорогу в свою страну; но ни бастианин, ни Дангар не высказывали никаких сомнений.
Дичи было много — обычно слишком много, и у фон Хорста не возникало проблем с пополнением продовольствия, но постоянное уменьшение количества боеприпасов заставляло его задумываться о будущем. Тогда он решил найти какой-нибудь способ сохранить драгоценные патроны на случай настоящей опасности.
В культурном отношении его спутники находились все еще в каменном веке, не зная более совершенного оружия, чем дубинки, каменные ножи и копья с каменными наконечниками, и, видя легкость, с которой фон Хорст убивал даже очень крупных зверей, они полностью возложили на него заботы об охоте.
По своим собственным соображениям, касающимся лояльности Скрафа, фон Хорст не хотел, чтобы остальные знали, что его оружие будет бесполезным, когда кончатся боеприпасы. Необходимо было найти какую-нибудь убедительную причину, чтобы заставить их охотиться с помощью собственного оружия.
Когда они отправились в путешествие, Скраф был вооружен ножом и копьем; и как только Дангар нашел подходящие материалы, он сделал себе такое же оружие. С его помощью и фон Хорст изготовил собственное копье, а потом принялся мастерить лук со стрелами. Но еще до того, как он закончил, он настоял на том, что они должны охотиться с помощью их примитивного оружия, поскольку грохот пистолета мог привлечь к ним внимание врагов. Так как они шли через местность, в которой, по словам Скрафа, могли встретиться охотники или группы воинов из враждебных племен, и он, и Дангар оценили мудрость предложения фон Хорста и начали устраивать засады на дичь, используя только копья с каменными наконечниками.
Легкость, с которой фон Хорст адаптировался к примитивной жизни своих пещерных спутников, удивляла его самого. Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он покинул внешний мир, но он был уверен, что время это измерялось месяцами; за это время с него сошел весь лоск цивилизации, и он как бы вернулся назад на сотню тысяч лет, встав вровень с людьми каменного века. Он охотился так же, как они, ел, как они, и часто ловил себя на том, что и думает подобно людям каменного века.
Постепенно его прежняя одежда и обувь порвались, обветшали и тогда он вынужден был сменить их на другую. Вместо сапог он надел сандалии из шкуры мамонта. Его «верхняя одежда» представляла собой повязку из звериной шкуры, как у его спутников. Теперь он ничем не отличался от человека плейстоцена, если не считать охотничьего ножа, пистолета и патронташа.
Изготовив лук и стрелы, он почувствовал, что сделал определенный шаг вперед. Эта мысль позабавила его. Теперь он на десять-двадцать тысяч лет опередил своих товарищей. Но это не могло продолжаться долго.
