– Дэрроу, ну как ты не понимаешь! Совсем, что ли, заржавел? Разве не видишь, что они с нами делают?
– Полегче с выражениями! – хмурюсь я.
Эо опускает глаза:
– Извини, я просто… Только пойми ты наконец: нас держат в цепях! Повторяем громкие слова, а на самом деле мы рабы. Вечно стоим на задних лапках, выпрашивая лишний кусок хлеба.
– Ты можешь считать себя рабыней, – сухо цежу в ответ, – но я не раб. Я ничего не выпрашиваю, а зарабатываю честным трудом. Я проходчик и рожден для того, чтобы обустраивать Марс для людей, и готов жертвовать собой. Без терпения нет доблести…
– Что ты повторяешь эту чушь, словно попугай! – всплескивает руками Эо. – Вот твой отец имел право говорить о доблести… Хоть и он не идеален, но, по крайней мере, имел на это право. – В сердцах она дергает пучок травы, вырывая из земли. Я вздрагиваю, как от боли, словно при виде святотатства. – Это наша земля, Дэрроу, потому что она полита нашим потом и кровью! Сообщество, золотые прибрали ее к рукам. Сколько лет уже это продолжается? Сто? Сто пятьдесят лет мы роем шахты и умираем в них? Наша кровь и их приказы. Мы готовим планету для тех, кто для этого пальцем не пошевелил. Для тех, кто даже ни разу не был на Марсе, а нежится у себя во дворцах там, на Земле. Это за них ты готов жертвовать собой? Повторюсь, твой отец хотя бы имел право.
Я качаю головой:
– Мой отец не дожил до двадцати пяти из-за этого чертова права.
– Он был слаб!
– Что ты, черт возьми, хочешь этим сказать? – Кровь бросается мне в лицо.
– То, что он слишком сдерживал себя! Мечты у него были правильные, но драться, чтобы воплотить их в реальность, он не решился.
– Ему надо было думать о семье!
– Он был слабее тебя.
– Осторожнее!
– Осторожнее? И это говорит мне Дэрроу, отчаянный проходчик из Ликоса? – усмехается Эо. – Да, твой отец был осторожным, послушным… а ты? Когда я выходила за тебя, то не считала осторожным. Другие говорят, что ты просто не чувствуешь страха. Они ошибаются. Ты боишься, и еще как!
Во внезапном порыве нежности она проводит бутоном гемантуса по моей груди. Цветок того же цвета, что обручальная лента на пальце. Я оборачиваюсь, опершись на локоть:
– Выкладывай, чего ты хочешь?
Эо вздыхает:
– Знаешь, за что я люблю тебя, проходчик?
– За чувство юмора, – хмыкаю я.
– За то, что ты надеялся выиграть лавры, – усмехается она, – думал, что сможешь. Киран рассказал, откуда твой сегодняшний ожог.
– Вот урод, язык как помело… Тоже мне, старший брат!
– Киран испугался, Дэрроу. Не за тебя, не думай. Он тебя испугался, потому что сам на такое не способен. Ему бы это и в голову не пришло.
Вот вечно она кругами ходит! Нет чтобы прямо сказать…
– Значит, любишь за то, что готов идти на риск? За честолюбие?
– За твои мозги, Дэрроу.
Вздыхаю, спрашиваю снова:
– Так чего ты от меня хочешь, Эо?
– Больших дел. Хочу, чтоб ты осуществил мечты отца. Сам же видишь, как люди смотрят на тебя, видят в тебе пример. Ты особенный, Дэрроу… И ты должен понять, что ради свободы на собственной земле стоит рискнуть.
– Чем?
– Своей жизнью – и моей тоже.
– Так не терпится избавиться от меня? – улыбаюсь я, но Эо не до шуток.
– Они станут слушать тебя, пойдут за тобой! – горячо убеждает она. – Это же проще простого, вот увидишь! Люди только и ждут, что кто-то выведет их на свет.
– Отлично, пойдем в петлю все вместе! Я же сын своего отца…
– Тебя не повесят!
Я горько усмехаюсь:
– Моя жена – ясновидящая? Еще как повесят!
– Простое мученичество не для тебя… – Вздыхая, Эо откидывается на спину. – В нем нет смысла, а ты умный.
– Хм… Ну, раз так, объясни мне, для чего стоит рисковать жизнью. Вот я сын мученика – скажи, чего он добился, оставив меня безотцовщиной? На кой хрен вся эта история, кому пошла на пользу его пустая смерть? По-твоему, хорошо, что учить меня танцевать пришлось дядьке? Еды у нас стало больше, жить стало легче? Да будут прокляты эти мечты, они лишили нас его смеха! – Я стискиваю зубы, слезы жгут глаза. – Мы потеряли отца, мужа, брата… Жизнь – она вообще несправедлива, так почему бы не позаботиться о своей семье, и на хрен все остальное!
Эо молчит, нервно облизывая губы. Потом отвечает:
– А кому на пользу жизнь в рабстве? Сколько можно жить в цепях страха, под вечной тенью виселицы? Только разорвав эти цепи, мы избавимся от власти золотых! Марс уже давно мог стать нашим, принадлежать тем, кто трудится и умирает здесь… – Небо над стеклянным куполом светлеет, теперь лучше видно ее разгоряченное лицо. – Если ты поведешь народ к свободе… Ты только представь, чего можно было бы добиться, сколько всего изменить! – Глаза Эо вдохновенно блестят, на губах играет улыбка. – Тебе так много дано, ты рожден для великих дел, но летаешь слишком низко.
Мрачно киваю:
– Угу, старая песня… Ты считаешь, что за мечту стоит умереть, а я – нет. Говоришь, лучше умереть стоя, только я согласен жить на коленях.
– По-твоему, это жизнь? – фыркает она. – Мы – люди-машины с механическими мозгами…
– И механическим сердцем?
– Дэрроу…
– Для чего ты сама живешь? Для меня, для семьи или ради какой-то там мечты?
– Не какой-то, Дэрроу. Я мечтаю, чтобы мои дети родились свободными! Чтобы сами выбирали, кем стать. Чтобы владели землей, доставшейся им от отца.
– А я живу для тебя, – печально говорю я.
Эо целует меня в щеку:
– Живи для большего.
Молчание – долгое и тягостное. Она даже не поняла, что разбивает мне сердце такими словами. Выходит, не любит меня так, как я ее? Да где ей понять, она витает в облаках… а я летаю слишком низко. Не гожусь для нее?
– Ты что-то говорила про еще один сюрприз? – спрашиваю, меняя тему.
– Да ладно, успеется. Глянь-ка лучше туда, солнце всходит!
Мы молча лежим и наблюдаем, как огненно-алый свет выплескивается из-за горизонта. О таком зрелище мне даже мечтать не приходилось, это похоже на волшебный сон. Мир вокруг становится все ярче, наливаясь зелеными, желтыми и бурыми оттенками. От невероятной красоты слезы наворачиваются на глаза.
Молча пробираемся назад в гулкой тьме воздуховода. Слезы восторга высыхают, чудесные картины увиденного понемногу тускнеют. Интересно, чего она от меня добивается? Чтобы я взял тесак и поднял бунт? Тогда мы все умрем, я и все мои родные. И она тоже – а рисковать ее жизнью я не соглашусь ни за что. Эо прекрасно это знает.
Вот и конец пути. Гадая, что за сюрприз ожидает меня дома, выпрыгиваю из устья железной трубы, подаю руку Эо… и слышу за спиной знакомый тягучий говорок с шепелявым земным акцентом:
– Ржавье добралось до нашего садика? Вот это новость!
