Сумерки быстро сгущались. Кот, конечно, сам не видел врагов, но и противники не видели того, что он делал.
Веревку из сумки он достал лишь тогда, когда уже в пяти шагах ничего не разглядишь. Привязал ее морским узлом к крепкой еще стойке и перекинул ногу через полусгнивший край.
На глубине двух метров откуда-то сбоку потянуло коктейлем из запахов отсыревшей муки и переработанного машинного масла.
Слабый свет зажигалки обозначил черное окно узкого бокового лаза, уходившего в сторону мельницы. Одна из задачек решилась быстро. Правда, совсем не факт, что некоторые из «сельчан» не знали правильного ответа.
Чего же они тогда ждали от Никиты?
***
Узкий, укрепленный дубовыми брусками проход позволял двигаться в полусогнутом состоянии. Наконец лаз уперся в маленькую, в половину человеческого роста деревянную дверь, легко растворившуюся от первого нажатия.
Свет зажигалки выхватывал из темноты контуры огромного подвала для хранения муки. По левой стене наверх уходила шаткая скрипучая деревянная лестница. Она упиралась в такую же дверь, ведущую, видимо, в рабочие помещения.
Под ногами громко заскрипели половицы - лестница осталась внизу.
Кот оказался в тесном коридоре, один конец которого упирался в дубовую дверь, ведущую наружу и закрытую на огромный засов, а другой - в таинственную комнату с кованым ящиком.
Внутри мельницы не было сокровищ, зато работал сложный механизм, над устройством которого стоило поломать голову.
Возвращаться назад по вырытому лазу и подниматься по веревке не хотелось, поэтому Никита пошагал к двери с засовом.
Уже у порога нога с хрустом наступила на что-то мягкое…
В свете зажигалки матово отсвечивали две полуистлевших упаковки бумаг, перевязанных обычными бечевками.
Толстенный слой пыли на полу со следами единственного человека, державшего в руках старые письма, подтверждал мысль о том, в колодец никто из «односельчан» не спускался по крайне мере в течение этого года.
Дверной засов отошел беззвучно. Дубовая дверь отворилась сантиметров на сорок, как раз на столько, чтобы осторожно выскользнуть наружу, не привлекая всеобщего внимания.
Дверь осталась открытой – пусть настырные наблюдатели днем увидят, что процесс расшифровки схемы начался.
Еще пару минут Кот потратил на веревку в колодце.
Луна, выглянувшая на короткое время из-за туч, тускло освещала мельницу. Но в её бледном свете всё вокруг казалось излишне зловещим и по-киношному таинственным.
В «свою» избу возвращаться по тропинке не стоило. Там могла быть засада. Пришлось перейти речку вброд и продираться с её противоположной стороны.
Непролазный кусачий кустарник безжалостно задерживал в пути. Где-то поблизости ухал филин, а какая-то неврастеничная птица издавала скребущие ухо звуки, больше похожие на предсмертные крики.
Когда дверь временного деревенского пристанища закрылась за Никитой, часы показывали два ночи. Спать оказалось не на чем: единственную ржавую кровать унесли «доброжелатели».
Кто-то продолжал диктовать гостю свои законы. Или просто мстил! Вряд ли такими мелкими пакостями стал бы заниматься мужчина…
Никита пробрался в пристройку для сена и улегся прямо за покосившейся дверью на охапку перепрелой травы. Вместо подушки под головой оказалась сумка с письмами.
Организм отключился сразу. Сон был глубоким и напоминал наркоз перед серьезной операцией.
***
Разбудили Никиту петухи. Они надсадно надрывались, пытаясь перекричать друг друга. Даже в такой малости существовала беспощадная конкуренция.
Шесть часов утра. От зевоты разрывало рот.
Кот достал из сумки остатки копченой колбасы и потекший от жары сникерс. Громко рыгнув, запил все это непотребство минеральной водой.
Пришло беспощадное осознание того, что на обед придется идти попрошайничать к местным барыгам. Деньги за продукты, по словам соседки Алины, здесь все-таки принимали. До обеда времени еще предостаточно.
Никита зевнул и достал из сумки пачки с письмами. Одна из них оказалась дневником мужчины по имени Фома. Именно эта толстенная тетрадь легла в сторону до лучших времен.
Заинтересовали письма, в первом из которых речь шла как раз о мельнике.
Читал Никита в том порядке, в котором их сложил незнакомец, спрятавший на мельнице таинственную переписку. Как оказалось, лет сто назад бумаге вверяли свои мысли две молодые девушки - сестры (Ольга и Маланья), проживавшие в разных деревнях. Но первое письмо написал муж Ольги - Григорий, когда по делам он надолго уехал в город.
С них и начинался абсолютно неправдоподобный мистический деревенский роман.
Письма
«Ольга, я не нашел той материи, о которой ты меня спрашивала. Придется задержаться в городе еще на неделю, потому что покупатель заартачился и пытается сбить цену. Прошу тебя, не ходи сама на мельницу. Пусть хозяйские дела решает Данила.
Фома-мельник мне давно не нравится. Я о многом тебе не рассказывал. А теперь пришло время. Смотрит он на тебя, будто съесть хочет.
В ту злополучную субботу, вечером, я поскакал к нему за деньгами для поездки. В окошке мельницы горела свеча. Черт меня дернул, и подошел я заглянуть в окно. За стеклом увидел Степаниду, нашу соседку. Она лежала в чем мать родила. Вначале подумалось, что мне мерещится. Ты же знаешь, как она кичилась своим праведным поведением.
Вскоре Фома пришел из соседней комнаты и стал ласкать ее. Она же только что не урчала под его ручищами. Вся извивалась от поглаживаний, как змеюка подколодная!
Не приведи, Господь наш Вседержитель, увидеть это еще раз! Ты же знаешь, что я верю в Бога, но, увидев такое, можно поверить и в дьявола. Не знаю, что он с ней сотворил, во что такое превратил! Христа ради, прошу, не общайся с Фомой без свидетелей!
Твой Григорий».
Следующее письмо было начертано рукой Маланьи – сестры той самой Ольги.
«Ольга, шлю тебе письмо с поклоном от меня и мужа моего. На твой вопрос о возрасте мельника ответить не могу. Отец говорит, что он приезжий. Появился лет пятьдесят назад в наших краях и поселился в лесу, на отшибе от всех. Пропадал года два, а потом приехал на ярмарку с мукой и объявил, что своими руками изготовил мельницу.
Он предложил всему окрестному люду ездить к нему и цены назначил божеские.
