Нет, это не она. Это невозможно. Но факт оставался фактом – пленницей была красная женщина. Санома Тора, или другая, из Гелиума или Джахара – это неважно. Мое сердце наполнилось жалостью к ней. Я забыл, в каком положении нахожусь сам, мне хотелось броситься вслед за всадниками и вырвать эту девушку из рук жестоких дикарей. Но, увы, насколько мизерны были мои шансы! Что мог предпринять для ее спасения я, которому самому еще нужно было спастись из западни?
Такие мысли будоражили меня, пробуждали мою гордость, и я решил: если не погибну, спасаясь сам, то сделаю все, чтобы спасти девушку. Во мне все же теплилась мысль, что эта девушка – Санома Тора, девушка, ради которой я готов пожертвовать всем, даже жизнью.
Стало совсем темно. Я приложил ухо к двери. Внизу было тихо, и я решил, что обезьяна покинула свой пост. Может, она просто спустилась ниже и ждет меня там? Ну, что ж, значит, битвы не избежать. Я вытащил пистолет из кобуры и начал отодвигать засов. И тут я услышал движение обезьяны – она была совсем близко.
Я замер. Что делать? Если я открою дверь, по всей вероятности меня ждет гибель. И какая польза от моей гибели этой несчастной пленнице? Ведь у меня есть еще один выход – не самый простой, может быть, даже очень опасный, но все же выход – я могу попытаться спуститься по стене башни. Шанс на спасение в этом случае не больше, чем открыть дверь.
Я подошел к окну и посмотрел на город. Была кромешная тьма, и я ничего не увидел. Откуда-то из темноты доносился рев тотов. Вероятно, там устроились лагерем зеленые воины. Значит, я смогу отыскать его по реву животных. Снова над холмами пронесся рев бенса, вышедшего на охоту. Я сел на подоконник, свесил ноги наружу, перевернулся на живот и соскользнул вниз. Держась обеими руками, я нащупал носком ноги углубление в стене, которое могло бы служить упором. Надо мною висела черно-голубая бездна, усеянная звездами, подо мной лежала черная бездна. Казалось, что меня отделяют от земли миллионы хаадов, хотя я знал, что до земли всего сто пятьдесят футов. И все же меня ждет на земле смерть, если я сделаю неверное движение или же у меня сорвется рука или нога.
При свете дня все трещины в стене казались глубокими, а сейчас… Казалось, что я ползу по гладко отполированной скале. Пальцы рук одеревенели. Ноги отчаянно искали хотя бы малейшую опору… Каждое мгновение я прощался с жизнью, и как только я находил хотя бы маленькую трещину, надежда снова вспыхивала во мне.
Распластавшись на стене, я отдыхал и, когда немного приходил в себя, снова начинал спуск. Так, поминутно прощаясь с жизнью, я спускался дюйм за дюймом. Проползая мимо окон, я старался производить как можно меньше шума, чтобы обезьяна не услышала меня.
Еще никогда в жизни я не чувствовал себя таким одиноким, как в эту ночь, когда я спускался по каменной стене древнего маяка. Даже надежда покинула меня. Ладони и пальцы мои кровоточили, ногти обламывались. Как они держали мое тело, я до сих пор не знаю. Единственное, за что я тогда благодарил судьбу и благословлял предков, была тьма, окружавшая меня, так что я не мог видеть под собой зияющую бездну. Но зато я не мог понять, сколько мне осталось спускаться до земли, а взглянуть наверх, на чернеющий силуэт башни я боялся из страха потерять равновесие.
И все же я был гораздо ближе к земле, вернее, к крыше дома, чем предполагал. И тут я неосторожно царапнул ножнами по стене. В мертвой тишине этот звук показался мне громом. Я понимал, что его может услышать обезьяна в башне. И мог только надеяться, что в ее мозгу этот звук никак не ассоциируется со мною. Но у меня не было времени для сомнений. Я продолжал спуск с удвоенной скоростью. До меня донесся шум из башни: что-то огромное и тяжелое быстро спускалось по лестнице. Может, это просто слуховая галлюцинация, подумал я, ведь мои нервы так напряжены. Через мгновение мои ноги коснулись крыши.
Я вздохнул с облегчением, но это облегчение было недолгим. Почти мгновенно я понял, что шум, доносившийся до меня из башни, не был галлюцинацией: огромная белая обезьяна выскочила из дверей в десятке шагов от меня. Она бросилась вперед без единого звука, видимо, не желая делить трапезу со своими сородичами. Я был с нею солидарен в этом и выхватил меч, а не пистолет.
Я казался беспомощным, жалким карликом по сравнению с этой громадиной, воплощением жуткой жестокости. Только сила и быстрота спасли меня от объятий обезьяны. Длинные могучие руки уже протянулись ко мне, но я успел одним ударом обрубить ее кисть и тут же отпрыгнуть в сторону. Обезьяна бросилась в мою сторону, но она не была столь проворна, и я вонзил меч в ее тело. Дикий крик ярости и боли вырвался из ее груди. Она снова ринулась на меня, но потеряла равновесие, попыталась удержаться на крыше, но тщетно. Вскоре снизу донесся глухой удар тяжелого тела о землю.
Боясь, что крики привлекут сюда других обезьян, я бросился бежать к северному краю крыши, где, как я заметил днем, я мог, прыгая на прилегающие крыши более низких зданий, спуститься на землю.
Над горизонтом поднялся холодный Хлорус. Прозрачный свет пролился на город, и я мог видеть крыши внизу. Мне пришлось прыгать с большой высоты, но все же это было безопаснее, чем спускаться через дом. Ведь там я мог столкнуться с другими обезьянами.
Соскользнув с края крыши, я на мгновение повис на руках, а затем отпустил их. Падение было долгим. Думаю, что на вашей планете с большой силой тяготения этот прыжок не прошел бы мне даром, но здесь, на Барсуме, со мной не произошло ничего серьезного. Затем я спрыгнул на следующую крышу, затем еще на одну – и вскоре был на земле.
Если бы я не видел девушку-пленницу, я сразу же направился бы на запад, в дикую пустыню, невзирая на опасность нападения бенса. Но сейчас моя совесть заставляла меня сделать все, чтобы освободить несчастную, попавшую в лапы этих жестоких и безжалостных дикарей.
Держась в тени зданий, я бесшумно продвигался к центральной площади, откуда доносился рев тотов. Площадь находилась на расстоянии доброго хаада от набережной, и мне пришлось пересечь несколько улиц. Наконец, я добрался до площади, уверенный, что никем не замечен.
В окнах одного из зданий я увидел свет. Однако я не осмелился пересечь площадь, освещенную луной, и стал пробираться туда, укрываясь в тени домов. Вскоре я добрался до здания, где остановились зеленые. Прямо передо мною было низкое окно, ведущее в комнату, соседнюю с той, откуда доносился разговор воинов. Я внимательно прислушался. В комнате было тихо. Я осторожно протиснулся в окно и очутился в полной темноте.
Проходя на цыпочках к двери, откуда я мог заглянуть в соседнюю комнату, я внезапно замер: моя нога коснулась чего-то теплого и мягкого. Рука моя потянулась к мечу, когда я ощутил движение чьего-то тела в темноте.
