Девушка ушла в густой холодный туман. Я остался один. Мои штаны были мокры на коленках, телогрейка стала тяжела от дождя. Меня трясло от холода, и надо было идти домой, но я не мог сдвинуться с места. Потом туман накрыл меня с головой.
— …стороняя пневмония — мальчик останется у нас. Ну, ну, не плачьте. Он парень крепкий. Все обойдется. Самое страшное позади. Его очень вовремя привезли. Кто? Не знаю. Эй, да он очнулся! Значит, будет все хорошо.
Я открыл глаза. Туман еще не совсем рассеялся, но я увидел мужчину в белом халате. И маму. Она положила холодную руку мне на лоб:
— Сынок, сынок, — и заплакала.
— Мама, — сказал я, — не плачь. Не уходи.
— Не бойся, сынок. Я с тобой.
Вошла медсестра, держа шприц вертикально. Я побаивался уколов, но тогда мне было все равно. Сделали укол. Мама гладила меня по руке. Засыпая, я слышал обрывки ее разговора с доктором. Он говорил что-то о телефонном звонке. Молодой женский голос, сказал доктор. Говорили на испанском. Или португальском. Мама сказала, что не звонила. У нас нет телефона. И никто не знает никаких языков. Еще доктор отчетливо сказал:
— У него на щеке был след губной помады. Парень-то, видать, не промах…
Потом, когда болезнь расслабила меня, и, выздоравливая, я проникся нежностью к врачам и сестрам, а уж к маме-то и безмерно, я рассказал ей про Гуттиэре. Мама усмехнулась, взъерошила мои волосы и сказала:
— Да это Нинка Еремина бегает к киномеханику. Милуются у него в будке, пока кино идет… Весь Затинск, верно, знает. Кроме его жены… И накидка синяя, с капюшоном, у нее есть. Я сама видела…
Комары звенели над ухом, норовя укусить. Я отмахнулся. Выпить, что ли? А птички поют себе. Йм-то что… Нет, не буду сейчас раскладываться.
Я вернулся на тропку. Несколько минут соображал, в какую сторону идти. Не хочу, чтобы водочка впереди дела шла. Торопиться, опять же, надо. Идти далеко, а время не ждет. Да и к Проводнику лучше трезвым подъезжать: хрен его знает, что за человек. Как посмотрит: ну, не утерпел, выжрал в одиночку… К ним, конечно, всякие ходят, и алкаши на излечение, но я-то не из них…
А тропка не из лучших. Под ногами коренюки, то и дело спотыкаешься. И задолбался ветки от лица отводить. Руки не меньше ног устали, ей-богу… Но решил не отдыхать, пока из лесу не выйду. А в темноте здесь лазить, да еще по пьяни, — верный способ без глаз остаться. Так что уехать на утренней электричке хрен получится. Ночью тут не пройдешь. Вот так-то, милый друг.
Наконец показались прогалы. Лесная опушка. Почти пришел. Теперь через поле, а там и дома виднеются. Сухая грунтовка — красота! Снял рюкзак, чтоб плечи расправить. Хорошо, что водку перелил в пластмассовую «торпеду»: и вес поменьше, и не разобьешь. Постоял, покурил. Все-таки левая кроссовка немного натирает — язычок почему-то едет вбок. Надо будет что-то сделать. Потом.
Мужик стоял около калитки, держа ладонь козырьком. Низенький, смуглый, седой. Одет в рабочую куртку. Я подошел:
— Здравствуйте.
— Здорово.
— Вы Проводник?
— Ага. Тут у нас, парень, только Проводники да Искатели живут. Я разве похож на Искателя?
Он неожиданно дважды повернулся кругом. На спине мелькнула надпись, что-то вроде «Тронскмонтажспецстрой».
— Ну, что, похож?
— Да нет, — я смутился.
— Кто-нибудь еще сошел на станции?
— Не, я один.
Проводник достал мобильник, щурясь, потыкал кнопки, сказал: «Федь, один сегодня. Я возьму его, ага? Ладно».
— Ну, парень, давай знакомиться. Борис Георгиевич я. Проводник. По фамилии — Васин.
Мы пожали руки.
— Чернышов. Андрей Гурьевич.
— Ну, проходи, Андрей Юрьевич. А паспорт ты не забыл?
— Не забыл.
— А водку?
— Как можно…
Проводник открыл калитку:
— Пса моего не боись, он не кусается. Лает для порядку.
Очень приличный, чистенький частный домик, какие встречаются на окраинах любого города. Лохматый пес-дворняга подкатился к ногам, заливаясь праведным лаем. Полная женщина в цветастом халате поливала грядки.
— Это Татьяна, жена моя.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте. Проходите в дом.
Мы расположились на веранде. Красота! Светло и просторно. Стоят два старых дивана, стулья и большой самодельный стол с прибитым листом фанеры, скрывающим кривизну пересохших досок. Я с тоской вспомнил свою городскую квартиру на пятом этаже — конура, ни дать, ни взять. Ни дворика, ни простора, кошку, и ту не заведешь…
Хозяин раскрыл лохматый журнал:
— Давай паспорт.
Он надел очки, тщательно переписал мои паспортные данные, смахивая при этом на безнадежного бюрократа.
— Ну, вот, Андрей… мммм… Гурьевич. Внесите предоплату.
Я протянул конверт.
Проводник пересчитал деньги, отдал их неслышно появившейся жене:
— Порядок. Распишись вот тут, — он повернул журнал ко мне — ага. Вот и все формальности. — Он внезапно широко улыбнулся. — Может, будем на «ты»?
И подмигнул.
Я человек понятливый. Достал из рюкзака и поставил на стол заветную «торпеду» с этикеткой «Квас Очаково».
— Водка?
— Пшеничная.
На столе быстро появились огурцы, черный хлеб, зеленый лук. Я достал копченую колбасу и две упаковки селедки. Хозяин привычно и точно налил водку.
— Ну, за знакомство!
— Будем…
— Андрей, а что у тебя отчество такое чудное?
— Отца звали Гурий. Это древнееврейское имя, — я потыкал зеленым луком в соль, — означает «львенок». Да я его и не помню, отца-то. Он погиб, когда я маленький был.
— Из евреев, значит. Давай вот что. Мы сегодня посидим-поговорим — и решим, что завтра делать. Может, ты еще передумаешь идти.
— Навряд ли.
— А вообще я знать должен, что ты за человек. Все-таки идем почти в разведку. Там, — он неопределенно махнул рукой, — есть вещи… неожиданные. Раньше клиенты анкету заполняли. Но я считаю, что в задушевной беседе, — он щелкнул по бутылке, — о человеке больше узнаешь. Так что расскажи о себе.
— Чего там рассказывать… Закончил институт, пошел в армию лейтенантом. Служил в ПВО. Два года. Потом инженером работал. В одном КБ. Потом на завод ушел — там платят больше. Ничего интересного.
— Жена, дети?
— Живем с женой. Взрослый сын. Живет отдельно.
— А в армии — что, не показалось?
— Как сказать… Научили, чем пиджак от кителя отличается. А вообще — бардак там — хуже, чем на «гражданке». Потому что система закрытая. С солдатами проблемы. Я не говорю об «отказниках». В пехоту, к примеру, можно по призыву брать, а к нам — ни в коем случае. Аппаратура сложнейшая, дорогущая, а ее бьют-ломают. За два года ее изучить просто невозможно. Дедовщина, опять же. Да и вообще.
Вот, говорят, что денег на контрактную армию не хватает. А как подумаешь, сколько техники срочниками побито да на драгметаллы разворовано, — ужас берет. На две бы армии хватило. Или на три. Но хуже всего то, что звезды мозгам не соответствуют. Мне предлагали остаться, старлея давали и должность капитанскую, но я ушел. Я бы там все равно не прижился. Там друг с другом грызутся да жопы начальству лижут, а я не привык. Вообще, форма унижает человека.
