Гигант в скафандре без долгих раздумий направил на спящую Риту свое оружие. Оно тихо сказало: «Вжжжик», — и девушка перестала посапывать во сне.
Сердце у Саши рухнуло в пятки и гулко ударилось об пол.
В это время миламанские спецназовцы неслышно для него переговаривались по внутренней связи.
— Что делать с соутробником?
— Парализовать.
— По-моему, не стоит.
— Он поднимет тревогу.
— Мы улетим раньше, чем они успеют что-то предпринять.
Против того, чтобы парализовать мальчика, выступила Ли Май Лим. Хотя парализатор отключает жертву лишь на время, и при правильной настройке это проходит для нее без последствий, нельзя было поручиться, что настройка правильная. Тем более, что она рассчитана на взрослый организм, а перед ними сидел испуганный подросток.
Одно дело, если парализованный сразу попадет в руки миламанских медиков, как самка по имени Караваева. И совсем другое, если он останется без помощи.
В конце концов, земляне ведь не враги, а даже совсем наоборот.
Спорить и рассуждать было некогда. Один из гигантов подхватил неподвижную девушку и в два прыжка добрался до балкона. Остальные последовали за ним. Командир, замещающий Ри Ка Рунга, вышел последним, отступая спиной вперед, готовый в любой момент сразить ошеломленного мальчика парализующим лучом, если он попытается поднять тревогу.
Но мальчик по-прежнему молчал.
Он просидел так еще долго, и только ближе к утру, когда луна уже стала тускнеть на небосклоне, поднялся на ноги и, спотыкаясь на каждом шаге, направился в комнату родителей.
— Мам! — сказал он, трогая мать за плечо. — Мама! Они утащили Риту.
— Кто? — не поняла спросонья мать.
— Пришельцы. Они пришли и забрали ее.
— Ты что? Ты бредишь? Тебе кошмар приснился?
— Нет. Сходи сама и посмотри.
Когда приехала милиция, утро уже вступило в свои права, но прибывшие сотрудники все равно были недовольны, что их вызвали в такую рань ради каких-то бредовых россказней. Они все старались добиться от Сашки признания, что они вместе с сестрой выдумали эту байку, чтобы скрыть ее бегство из дома.
Правда, на соседнем участке имел место случай с исчезновением учителя, и свидетели там действительно видели каких-то гигантов и неопознанный летающий объект, а несколько сотрудников милиции были поражены неизвестным оружием.
Но рассказ тринадцатилетнего мальчика все равно показался дежурному наряду неправдоподобным. И даже слова матери о том, что вся одежда Риты осталась на месте — не могла же она, в самом деле, сбежать из дома в одной ночной рубашке и босиком — старшину патрульно-постовой службы не убедили.
— Ладно, разберемся, — сказал он. — Утром придет опер — ему и расскажете.
Утром, однако, пришел не опер, а целая бригада, и они отнеслись к рассказу более серьезно. Это произвело большое впечатление на мать, которая до тех пор и сама склонялась к мысли, что непослушная девчонка действительно попросту сбежала из дома. До родителей доходили слухи, что вокруг нее вьются парни постарше, и один вроде бы даже на машине. А к хахалю на тачке она вполне могла спуститься даже в ночной рубашке.
Но серьезные товарищи из очень компетентных органов так крепко взяли в оборот Сашу, что мать поверила — дело тут не в хахале.
Ее пришлось отпаивать валерьянкой, а бабушке вызывать «скорую», и даже папа метался по квартире, как тигр в клетке. И только Саша держался молодцом, поминутно задавая компетентным товарищам вопросы на засыпку.
— Они что, правда инопланетяне?
— Без комментариев. Когда поймаем хоть одного, скажем точнее.
— Черта с два их поймаешь. У них защитные поля и парализаторы.
Услышав про милиционеров, которые ожили после нескольких часов полной потери сознания, Саша успокоился. Теперь он был уверен, что пришельцы не убили Риту, а лишь парализовали ее.
Но вот насчет защитных полей он ошибался.
Эксперты нашли на крыше дома учителя следы крови, которую до сих пор не удалось идентифицировать. Она не была человеческой, но и подыскать животное, которому могла принадлежать эта кровь, тоже не получалось. Зато специальные анализы показали, что до свертывания эта кровь скорее всего была не красной, а оранжевой. Или во всяком случае, ярко-алой, гораздо ярче, чем кровь человека или любого животного на земле.
И по всему выходило, что это кровь раненого гиганта в темном скафандре и обтекаемом шлеме, которого не уберегли от пули никакие защитные поля.
«Только бы не уснуть!» — думал Евгений Оскарович Неустроев, сидя в одних трусах на пластиковом полу адаптационной камеры.
Он даже попытался встать, потому что стоя легче бороться со сном — но оказалось, что сил для этого нет.
Гипериммунизация, которой миламаны подвергли своего пленника, имеет одно побочное свойство. Не уснуть после нее просто невозможно.
Однако пленник ничего об этом не знал и полагал, что его просто напичкали снотворным, чтобы потом творить с его бесчувственным телом какие-то черные дела.
И помешать этому он никак не мог.
Все попытки отогнать сон оказались тщетны. Неустроев отключился прямо на полу, а когда проснулся, то почувствовал необыкновенную бодрость.
Вместе с тем, он совершенно потерял представление о времени. И спросить было не у кого.
Неустроев подозревал, что за ним наблюдают, но не знал, кто и откуда. А задавать вопросы стенам или зеркалу Евгений Оскарович счел нецелесообразным. Еще, не дай бог, за сумасшедшего примут.
По этой же причине он воздержался от громких протестов по поводу незаконного задержания, похищения и заточения в камере без окон и дверей. Главное — он был жив и здоров, и все его органы остались на своих местах. А все прочие неприятности были мелочью по сравнению с этим.
Страхи, которые донимали Неустроева перед сном, после пробуждения куда-то исчезли. Ведь любая фобия рождается из депрессии, а Евгений Оскарович был бодр и весел. Настолько, что даже стал строить рожи своему отражению. Но потом перестал, вспомнив, что за ним могут наблюдать.
Он решил подождать развития событий, но события какое-то время не развивались вообще, и Неустроев даже заскучал. А скука, как известно, плохо влияет на психику. Она влечет депрессию, которая рождает страхи.
И Евгений Оскарович вздрогнул от испуга, когда внезапно все вокруг него пришло в движение.
Это миламаны, поняв, что пленник не собирается впадать в ярость и разносить оборудование адаптационной камеры вдребезги и пополам, решили открыть для него три дополнительных секции — гигиеническую, физиологическую и биоритмическую. Иными словами — душевую, туалет и место для сна.