Фория следовала за ними — великолепная в своём платье до пят, затканном белыми и серебряными нитями, в боевом шлеме и нагруднике из отполированного золота, которые отражали солнце, подобно зеркалу. Коратан сопровождал ее, торжественно неся корону Скалы на бархатной подушке. Принцесса Аралэйн шла позади него вместе со своей старшей дочерью — принцессой Элани. Аралэйн должна была стать преемницей в случае смерти Фории, но она обладала слишком мягким характером, чтобы отважиться обнажить боевой Меч. Алек недоверчиво и щурясь от лучей полуденного солнца, пытался разглядеть Элани. Но с такого расстояния всё, что он смог разглядеть — это полное торжественности лицо юной девицы в диадеме и в обрамлении длинных прядей светлых волос. Наклонившись к Серегилу, он осторожно спросил:
— Тебе что-нибудь известно о ней?
— Очень немного, — ответил Серегил. — То, что Фория готовила её к военной карьере. Под её же руководством она получила добротное образование.
Окруженная символами Четверки и своим могущественным семейством, Фория держала Меч, приближаясь к быку, чтобы совершить годовое жертвоприношение.
— Отсюда Фория так похожа на свою мать, — тихонько заметил Микам, едва жрецы начали провозглашать молитвы. — Я все еще тоскую по прежней Королеве.
Слова церемонии — по крайней мере, то, что Алек смог разобрать с такого расстояния — напоминали слова клятвы, которую Королева давала каждый год в Ночь Траура. Она клялась защищать свои земли и соблюдать волю Четверки. Когда она умолкла, священники придержали голову покорного быка, и Фория сделала решительное движение. Животное даже не дернулось, когда яркая алая кровь брызнула на доспехи Фории и на мостовую, рисуя благоприятные знаки.
Затем последовали новые молитвы.
Заскучав, Алек облокотился о перила, проклиная золотые кольца, надетые по случаю торжества. Он ненавидел драгоценности, ненавидел необходимость разыгрывать из себя благородных кавалеров, вот как сегодня. И пока шла церемония, он возвращался мыслями к той простой жизни, какую они вели совсем недавно, уединившись в северных холмах. В моменты, подобные этому, он задавался вопросом: почему он вообще так настаивал на возвращении?
Замечтавшись, он не увидел того, что вызвало внезапный переполох в ближайшем окружении королевы. Коратан вдруг обхватил свою сестру рукой, поддерживая Форию, а та схватилась за лоб.
— Что случилось?
— Откуда-то вылетел ястреб и ударил ее прямо в голову, — сказал, нахмурившись, Микам.
— Это знамение, — пробормотала Капитан Лиллия, скрестив пальцы в знаке, отвращающем беду.
— Я не большой знаток птиц, но что-то мне не кажется это хорошим знаком, — пробормотала Кари, прикрыв рот ладошкой.
Порядок был быстро восстановлен, но аура волнения осталась висеть над толпой, пока Фория, следуя церемонии, меняла свой боевой шлем на корону.
Когда церемония, наконец, завершилась, Фория повернулась лицом к народу и подняла окровавленный Меч. Голосом, привыкшим выкликать команды на поле боя, она объявила:
— Четверка, Пламя и Свет да помогут мне защитить Скалу!
Королевская свита направилась далее в Храм Иллиора, дав знак к началу раздачи бесплатного пива и угощений. О знаках и предзнаменованиях тут же позабыли, ибо наконец начался настоящий праздник.
Серегил не сказал ничего.
Алек вместе с остальными пошел отмечать праздник к Кихту. Микам и его семейство отбыли пораньше, а Серегил и Алек остались петь песни и пить вино. На Улицу Колеса они вернулись очень поздно и изрядно навеселе.
Но хотя было уже далеко за полночь, они обнаружили своего дворецкого, Рансера, ожидающим их в гостиной вместе с королевским герольдом.
— Этот человек прибыл по ваши души еще на закате, милорд, — объявил он и отошел в сторонку.
Серегил развалился в кресле и посмотрел мутными глазами на гонца в его синей униформе.
— Так, так. И что же ей потребовалось от меня в такой-то час?
— Меня послал его Высочество Наместник с сообщением для Вас и Лорда Алека Айвиуэла, — ответил мужчина. — Вам приказано с восходом солнца явиться во дворец и сопровождать королеву в Судебную Палату.
Как ни был Алек пьян, но при этих словах всё внутри у него сжалось.
— Мы что, арестованы?
— Если мне правильно подсказывает мой опыт, он вряд ли стал бы предупреждать нас перед этим, — хихикнул Серегил. — Пожалуйста, дорогой сэр герольд, передайте моё почтение его Высочеству, а также заверьте его, что мы чрезвычайно польщены приглашением, и сделаем всё, чтобы во-время оказаться на месте.
Герольд выгнул бровь, услышав столь легкомысленный ответ.
— Смотрите, передайте всё в точности. Он будет рад.
— Как скажете, милорд. Передам слово-в-слово.
— А ты гораздо более пьян, чем я думал, — пробормотал Алек, помогая Серегилу добраться до их комнаты. — И о чём ты только думал, посылая сообщение, подобное этому?
Серегил неэстетично икнул и оперся о стену, в то время как Алек возился с замком спальни.
— Кор? Да ему плевать. И вообще… ик, кто дал ему право вызывать нас в такое жуткое время, прямо после праздничной ночи! Попомни мои слова; это её рук дело.
Войдя, он зашатался и рухнул ничком в постель, захрапев прежде, чем Алек сумел затащить его на кровать целиком.
— Ну и отлично. Спи в одежде, раз нравится, — пробормотал Алек, бросая свою собственную куда попало, и падая рядом. Если бы сам он был хоть чуточку трезвее, вряд ли он бы так спокоен.
Глава 4. Служить, назло Королеве
КО ВРЕМЕНИ, когда они отправились во дворец на следующее утро, Алек был уже достаточно трезв, чтобы волноваться, ровно в той же степени, как и страдать от похмелья. Даже слабый утренний свет вызывал в висках сильную пульсацию. Серегил же, как обычно, чувствовал себя прекрасно и даже вызов во дворец, похоже, не обеспокоил его. Они оставили Микама мерить шагами внутренний двор: он в открытую волновался, увидит ли их снова.
— Потроха Билайри, Серегил, зачем ты позволил мне столько выпить? — простонал Алек.
Серегил хохотнул:
— Позволил? Тебе? Насколько я помню, мне кто-то говорил: "а ну дай сюда бутылку или уматывай ко всем чертям".
— Значит, ты столь же невосприимчив к выпивке, как и к магии?
— Вряд ли. С вином, на сей раз, мне просто повезло. Ну а что касается магии, ты и сам всё видел.
Он поднял руку, машинально коснувшись старого шрама, скрывавшегося под его расшитой туникой.
— В любой день моя башка может оказаться такой же, как у тебя — раскалывающейся от похмелья.
Лошадь Алека споткнулась на разбитых камнях мостовой и пошатнулась. Желудок Алека колыхнулся следом.
