Соблюдая все меры предосторожности, я подкрался к месту недавнего сражения. Там уже не было ни одной живой души. В кустах и на дороге я насчитал семнадцать трупов. Ни Зи, ни Саннэта среди них не было. Не было и странной троицы из первого отряда: все убитые были простые воины. Я подумал, что нам пригодится их одежда, и снял кольчуги и одежду троих, а также взял три длинных ножа. Кольчуги оказались весьма тяжелой ношей, но следовало подумать и о пропитании — наши рюкзаки, брошенные во время боя, исчезли. Поэтому я подошел к одной из убитых лошадей и, преодолевая отвращение, вырезал большой кусок мяса. Тяжело нагруженный, я отправился в обратный путь.
Вскоре вернулся Лоут с хорошей вестью: он нашел в лесу вполне пригодную землянку — вероятно, убежище дровосеков, а может, и монаха-отшельника. Мы перенесли туда Лауса и мою добычу.
У Лоута нашлись спички, и мы развели костер. После этого, накалив на огне один из ножей, решили вытаскивать стрелу. Несмотря на полное отсутствие у нас медицинских навыков, рискованная операция прошла довольно успешно: нам удалось остановить кровь и перевязать рану. На бинты пустили рубашку Лоута, как самую чистую имевшуюся под рукой ткань. Увы, это было все, что мы могли сделать для Лауса. Тот мужественно перенес всю процедуру, лежа на деревянных нарах.
Мы с Лоутом сидели, обдумывая незавидное положение, и подбрасывали ветки в костер. Я поднял и хотел уже бросить туда злополучную стрелу.
— Риллен! — окликнул вдруг меня Лаус. — Дайте ее сюда. Нет, сначала ототрите наконечник от крови.
Я исполнил его просьбу. Он долго рассматривал стрелу.
— Что вы там увидели? — спросил я.
— Вы напрасно обвиняли меня, Риллен, — сказал он.
— Забудьте об этом, Лаус, я вел себя как последний…
— Не в этом дело. Взгляните. Вы ничего не видите?
— Деревянная стрела с железным наконечником…
— Это не железо, Риллен! Это легированная сталь очень высокого качества. Получить такую в средневековой печи абсолютно невозможно. Самый ранний срок изготовления — начало Проклятого Века. Но это не все. Подобный сплав почти не поддается коррозии. Здесь же следы коррозии хорошо видны. Вывод: прежде, чем из этой стали сделали наконечник стрелы, она где-то валялась не одно столетие.
— Вы хотите сказать… — воскликнул пораженный Лоут.
— Мы в будущем, господа. Через семьсот лет после Проклятого Века, как того и хотели.
Садилось солнце. Лоут принялся жать кнопку на своих часах.
— Что ты делаешь? — спросил я.
— Перевожу часы. Ориентировочно. Завтра в полдень поставлю точно.
— Зачем тебе это? Выброси их. Они же электронные, что ты будешь делать, когда сядут батарейки?
Он не ответил. Мы снова замолчали.
— В конце концов, все не так плохо, — подал вдруг голос Лаус. — Если бы это было прошлое — тогда да. Как вы знаете, историю нельзя изменить. Если в ней нет сведений о технической революции за семь столетий до Проклятого Века, значит, этого не было и не могло быть. Но будущее — другое дело. Цивилизация погибла — это ясно. Война, экологический кризис, СИДА — пока мы не знаем, в чем причина, но причин было достаточно. Наше счастье, что мы этого избежали. Теперь мы можем расшевелить это болото и возродить цивилизацию хотя бы в локальном масштабе.
— Что вы понимаете под локальным масштабом? — спросил я.
— То, что необходимо для постройки машины времени.
— Разве это возможно? — недоверчиво пожал плечами я.
— Это чертовски трудно, но в принципе возможно. Главное — заручиться поддержкой местного правителя, которому можно наобещать с три короба. Конечно, моих знаний недостаточно, чтобы построить машину времени в мире, где не знают электричества. Но если вооружить моими знаниями весь местный народ, найдутся таланты, которые сделают необходимые открытия, ведь открывать надо сравнительно простые вещи, самое сложное я как раз знаю. Потом — от нашей цивилизации осталась какая-то техника, надо только поискать…
— Нет, — покачал головой Лоут, — ничего не выйдет. А если и выйдет, я в эти игры больше не играю. Опять в будущее?! А нас там встретят уже каменными топорами? И их цивилизовывать? Пока не доберемся до динозавров, которых уже нельзя обучить хронотехнике?
— Необязательно в будущее, — возразил я. — В конце концов, в прошлом не так уж мало спокойных периодов, претендовавших на звание «золотого века».
— Все это пустые фантазии, — огрызнулся Лоут. — О какой поддержке правителей может идти речь? Вы убедились, как нас встретили. Нас прикончат прежде, чем мы успеем распропагандировать прогресс.
— Прикончат, если полезем напролом. Действовать надо осторожно, — сказал я. — Завтра утром я пойду на разведку. Нужно выяснить судьбу Зи и Саннэта, кроме того, может быть, найду доктора для Лауса.
— Заложит нас твой доктор, — пробурчал Лоут.
— А чем ему платить? — осведомился Лаус.
— У одного из убитых нами воинов был кошель, — ответил я. — Там всего несколько монет, но, может, хватит.
Наутро, вскоре после восхода, я отправился на разведку, облачившись в одежду одного из воинов. С собой я взял пистолет, который засунул за пояс и прикрыл сверху кольчугой, две обоймы патронов и пару монет.
На месте вчерашнего боя уже не было трупов. Путь через лес обошелся без приключений. Через три часа, изрядно уставший — главным образом из-за непривычки ходить в кольчуге — я добрался до города.
По нашим меркам, городок был крохотный, километра три в диаметре. Был он обнесен крепостной стеной с башнями по углам, над которыми развевались треугольные клетчатые флаги. К стенам города жались крестьянские лачуги; вокруг зеленели поля. Дорога привела меня к воротам одной из башен. Двое стражей дремали по обе стороны входа, опершись на алебарды. При моем приближении один из них поднял голову, но тут же снова закрыл глаза. Я беспрепятственно вошел в город.
Город произвел на меня отвратительное впечатление. Узкие кривые улочки имели на редкость грязный и обшарпанный вид. Жители здесь лили помои из окон прямо на улицу; сточные канавы и валявшиеся на мостовой гниющие отбросы источали омерзительное зловоние. То тут, то там попадались дохлые крысы; их живые собратья без страха шныряли под ногами прохожих. Здесь же, в ужасающей грязи, возились оборванные дети. Фонарей на улицах не было; стало быть, ночью город погружался в непроглядный мрак. На мгновение меня охватил ужас при мысли о несчастных, всю жизнь живущих в этой грязи и зловонии. Но затем я подумал, что сами они вовсе не считают себя несчастными, и, напротив, задирают нос перед приезжающими в город крестьянами.
