То, что Папа предлагал сделать с этой женщиной, казалось мне чересчур мягким, даже великодушным. Так я ему и сказала.
— Это не великодушие, — возразил он. — Просто на Корабле существуют законы, без которых мы не выжили бы вообще. И главный закон: или играй по правилам, или ступай куда-нибудь в другое место.
— Все равно я считаю, что ты поступаешь слишком мягко. — Мне это дело отнюдь не казалось пустяковым.
Папа как-то внезапно переменил тему:
— Ну-ка, постой немного смирно… Как сегодня твой глаз? По-моему, гораздо лучше… Да, определенно лучше.
Когда Папа со мной не согласен, а спорить не хочет, он ускользает, поддразнивая.
— С моим глазом все в порядке, — сказала я и отвернулась. Так оно и было на самом деле, между прочим, синяк почти совсем рассосался.
— Ну, прошло уже две недели, как тебе нравится Гео-Куод? — спросил Папа за обедом. — Все так же плохо? Ничего не изменилось?
Я пожала плечами и, сделав вид, что интересуюсь только едой, промямлила с полным ртом:
— Все в порядке.
Это было просто невозможно — признаться, что я здесь несчастлива и никому не нужна, а и то, и другое было правдой. Мне с самого начала не повезло в Гео-Куоде, и тут имелись две причины: одна серьезная, другая поменьше.
Второй причиной была школа. Как я уже говорила, только тем ребятам, которые занимаются на одном с вами уровне по всем предметам, разрешается знать, в каком именно классе вы находитесь. На самом деле, однако, все прекрасно осведомлены обо всех, и те, кто классом ниже или выше, соответственно, краснеют. Почему — я уже объясняла. Я же никогда не умела краснеть по команде, просто потому, что так принято, и как новенькой из-за этого мне всегда доставалось сильнее. Нехорошо начинать с изоляции от других людей.
Но главная причина была целиком на моей совести. Когда мы переезжали, я считала, что раз я не люблю Гео-Куод, то не имеет никакого значения, что там подумают обо мне. К тому времени, как до меня дошло, что я прочно и надолго привязана к Гео-Куоду и лучше бы мне ходить не печатая шаг, а полегче, следы моих каблуков уже виднелись не на одном лице.
Моя позиция и мое поведение, взаимодействуя между собой, приносили мне лишь неприятности. Все шло не так, как надо, и вот простой пример.
В начале недели вся школа отправилась на Третий Уровень на учебный пикник-экскурсию. Пожалуй, это было больше развлечение, а не учеба, потому что мы, старшие школьники, уже не раз видели ряды растений с широкими листьями, выращиваемых для обогащения воздуха кислородом. В конце дня мы возвращались на челноке домой, в Гео-Куод, и, чтобы чем-то занять время, некоторые из девочек затеяли игру в хлопки. Меня тоже взяли — чтобы игра была интересной, нужно как можно больше участников. Правила простые: каждый должен запомнить три номера. По сигналу все хлопают руками по коленям, хлопают в ладоши, и затем тот, кто начинает игру, называет номер. Колени, ладоши, и уже тот, чей номер назван, называет номер кого-нибудь еще. Колени, ладоши, номер. Колени, ладоши, номер. Темп ударов возрастает, пока кто-то не хлопнет не в такт или не пропустит один из своих номеров. Вот тут-то провинившемуся дают по запястьям холодных. Игра эта достаточно проста, но когда темп убыстряется, ошибиться очень легко.
Мы стояли в проходе, только одна или две девочки сидели ближе к носу челнока. Игра началась. Хлоп-хлоп.
— Двенадцать, — сказала первая девочка. Хлоп по коленям, хлоп в ладоши. Семь.
Хлоп, хлоп.
— Семнадцать.
Хлоп, хлоп.
— Шесть.
Этот номер был одним из моих. Я хлопнула по коленям, в ладоши, назвала:
— Двадцать.
Хлоп, хлоп.
— Два.
Хлоп, хлоп.
— …
Кто-то сбился.
Это была пухленькая девочка лет одиннадцати по имени Зена Эндрюс. Она ошибалась постоянно и, естественно, страдала от этого. Всего нас играло семеро, а Зена уже прозевала раз пять или шесть. Когда получишь по запястьям тридцать штук холодных, они наверняка будут сильно ныть. Но Зена заработала не только ноющее запястье, но и мысль, что все ее преследуют.
— Вы называете мои номера слишком часто, — пожаловалась она, когда мы встали в очередь провести экзекуцию. — Это нечестно!
Она так скулила, что мы почти перестали ее вызывать, — лишь изредка, чтобы она не подумала, что ее исключили из игры. Я на это пошла, хотя и была не согласна. Может быть, я не права, но я не вижу никакого смысла играть с человеком, который не готов проиграть так же, как и выиграть. Какая же игра, если в ней нет риска?
Минуту спустя, когда прозевал кто-то еще, я заметила, что Зена мгновенно оказалась в очереди, счастливая, что сама может кому-то причинить боль.
Наша семерка, конечно, не весь класс. Некоторые ребята болтали между собой, некоторые читали. Джимми Дентремонт и еще один мальчик играли в шахматы. Другие просто сидели, а трое или четверо мальчишек гонялись друг за другом по проходам. Опекавший нас в тот день мистер Марбери каждый раз, когда они слишком расходились или чересчур надоедали, уговаривал их смиренным тоном:
— Посидите спокойно, скоро мы будем в Гео-Куоде.
Мистер Марбери был одним из тех людей, которые говорят и говорят, пилят и пилят, но никогда не приводят в исполнение собственные же угрозы. Так что никто не обращал на него слишком большого внимания.
Когда объявили последнюю остановку перед Гео-Куодом, мы решили сыграть по последнему кругу. Словно почуяв близость дома, мальчишки повскакали с мест и ринулись по проходу к двери, чтобы первыми выйти из челнока. Они прыгали вокруг, сталкиваясь друг с другом, и наконец заметили, что мы играем. Конечно, они тут же постарались отвлечь нас, чтобы мы наделали ошибок, и нам приходилось прилагать героические усилия, дабы не обращать на них внимания.
Один из мальчишек, Торин Луомела, сумел запомнить наши номера и отвлекал именно того человека, чей номер как раз называли. Тут очередь дошла и до меня.
— Четырнадцать.
Торин дождался момента и хлопнул меня по спине. В этом укусе чувствовалось изрядное количество яда.
— Пятнадцать, — сказала я и, с силой отведя руку назад, затрещиной сбила его с ног. В те дни я была маленькой, но жесткой, и треснуть могла как следует. На мгновение мне показалось, что Торин собирается предпринять что-то в ответ, но потом пыл его угас.
— За что ты меня так? — спросил он. — Я же пошутил!
Ничего не ответив, я вернулась к игре. «Пятнадцатой» выпало быть Зене Эндрюс, она, как обычно, все прозевала, и мы принялись выдавать ей холодные.
Подошла моя очередь, и я поймала Зенин взгляд. Она смотрела так, словно это я заставила ее сбиться с ритма и лично была виновата в том, что у нее ныло запястье. Я совсем не собиралась сильно ее ударять, слишком она была неудачливой, но этот взгляд меня просто взбесил, настолько он был полон злобы. Крепко сжав ее руку, я двумя пальцами изо всех сил врезала по уже покрасневшей коже запястья. У меня самой аж пальцы онемели.
