— Он вспомнил обо мне? — ухмыльнулся я.
— Огорчу тебя, Миллер. О тебе он не вспомнил.
— Все равно он умудрился взять заложников!
— Не стоит преувеличивать, Миллер, — мрачно усмехнулся Лесли. — Ни заложники, ни сам Лендел не имеют для нас цены. Как ты понимаешь, наверное, сколько бы ни оказалось трупов, все они теперь будут списаны на Лендела. Но сам он мне нужен живым. Понимаешь, живым! Не надолго, но живым, потому что ты и он — это и есть цена эксперта. Видишь, я с тобой откровенен.
— Вы что‑то уже предпринимали?
Он мрачно уставился на меня:
— Собирались пустить усыпляющий газ, но Лендел связал руки заложникам и расставил вдоль стены, накинув на каждого петлю. Если мы пустим газ, они погибнут и тогда нам будет труднее объяснять происшедшее, скажем так, общественности…
Он пристально посмотрел мне в глаза:
— Понимаешь, что тебе предстоит?
Я понимал.
Коридор по–прежнему был пуст и ярко освещен.
Вполне возможно, что мы действительно находились в одном из отделений фирмы “Счет”.
Метрах в пяти от технического отдела (там заперся Лендел) мы остановились. Несколько молодых людей (фирма “Счет” не желала иметь дело с полицией) в аккуратных кевларовых костюмах молча наблюдали за нами. Лесли кивнул мне:
— Действуй!
— Лендел, — крикнул я, — не стреляй! Это я — Миллер!
Похоже, Лендел здорово сдал. Я сразу почувствовал его неуверенность. Услышав мой голос, он нервно и суетливо завопил:
— Входи! Но один!
— Я иду, Лендел!
Молодые люди в кевларовых костюмах переглянулись, но Лесли жестом успокоил их.
— Не стреляй! — снова крикнул я.
И осторожно втиснулся в дверь, приоткрыв ее левой рукой.
Комната оказалась почти пустой. Многочисленные столы и кресла, в том числе разбитая аппаратура, все это было оттащено в дальний конец, превращено в баррикаду высотой в человеческий рост. Только голова Лендела торчала над баррикадой, и высовывался ствол армейского автомата. Заложники — трое — стояли вдоль стены. Их запястья стягивал нейлоновый шнур. Такие же шнуры обвивали шею каждого и тянулись к вентиляционным трубам. Если бы не страх, заполнявший комнату…
Странный путь привел меня сюда.
Не знаю почему, но я именно так подумал — странный путь.
На этом пути были заметные вехи. Например, так называемая “домашняя пекарня” — девятиэтажная башня штаб–квартиры Агентства национальной безопасности (АНБ), официально известная под названием форт Джордж–Мид, — нашпигованная компьютерами, украшенная дисковыми антеннами. Именно АНБ поставляет стране около восьмидесяти процентов всей собираемой различными разведслужбами информации. Когда быстродействующие компьютеры наталкиваются на заранее определенные ключевые слова, на такие, скажем, как ракета, ядерный потенциал, субмарина, торий, мгновенно выдается письменная копия перехваченного сообщения. Антенны АНБ настроены на подслушивание любых междугородных и международных разговоров, независимо от того, телекс это, телеграф или телефон. АНБ настолько засекречено и чувствительно к любым попыткам проникнуть в его недра, что очень немногие специалисты могут гордиться тем, что имели к нему отношение.
Я — имел.
Я прошел через кабинеты АН Б, поскольку в колледже поверил в то, что вступить в армию — значит посмотреть мир. Как раз в полку ВВС меня заметили сотрудники Агентства. После серии сложных тестов и собеседований (в том числе с доктором Хэссопом, тогда еще не думавшим о Консультации) я был признан перспективным и в специальной школе в совершенстве изучил методы анализа, терминологию и методику разведывательной службы, ее структуру, наконец, основные приемы дешифровки кодов любого типа, а также перехвата радиосообщений.
Школу я окончил первым учеником, что давало определенные преимущества.
Например, я сам выбрал место службы — Стамбул. Он казался мне сказочно далеким и загадочным, и в какой‑то мере мои ожидания оправдались. В Стамбуле я контролировал более двадцати радистов. Они вылавливали в эфире интересующую нас информацию, особенно идущую с Востока, а я анализировал ее и сопоставлял с данными других служб перехвата. Материалы, с которыми я работал, относились к разряду очень серьезных, но, черт побери, мне приходилось видеть даже сводки погоды, на которых стоял гриф “конфиденциально”!
Потом я контролировал “летающие платформы” во Вьетнаме.
“ЕС-47” до отказа были набиты электроникой. Это помогало делать открытия там, где другими методами никаких открытий нельзя было сделать. Кстати, именно с помощью “летающих платформ”, снабженных инфракрасными датчиками, нам удалось в свое время обнаружить в лесах Боливии команданте Не. Правда, я не знал, что уже в те годы доктор Хэссоп и мой будущий шеф внимательно следили за моим служебным ростом.
Меня могли прихлопнуть в Стамбуле, в Бриндизи, во Вьетнаме, но так случилось, что, пройдя все это, я стоял теперь перед стволом армейского автомата, нервно прыгающего в руках растерянного и явно перевозбужденного чтеца нашей собственной Консультации.
— Ну что, Миллер? — торжествующе выкрикнул Лендел, увидев меня. Его прямо трясло от торжества, тонкие губы кривились. — Я говорил тебе, что выйду отсюда! И еще тебя выручу!
Я понимал его состояние.
— Скоро мы выйдем отсюда, Эл! Они не посмеют нас задержать! Видишь, кого я схватил? — Он безумно скосил глаза, указывая на застывших под вентиляционной трубой заложников.
— Думаешь, Лесли постесняется записать их на твой счет?
— Он не посмеет!
— Боюсь, ты ошибаешься, Лендел.
— Он не посмеет!
— Но почему?
— А разве ты не видишь? — странно хихикнул он. Кажется, ему правда было смешно. — Я захватил эксперта! — Он столь явно торжествовал, что я засомневался: да видел ли он когда‑нибудь этого мифического эксперта?
— Фирма “Счет” не захочет терять такого уникального специалиста, — возбужденно, обрывая слова, не договаривая их, зачастил Лендел. Его торжество выглядело смешным. — И знаешь почему?
— Почему? — спросил я терпеливо.
— Помнишь, я рассказывал тебе об эксперте?
— Ну да, — вспомнил я. — Конечно, помню. Система человек–машина. Ты об этом?
— Вот именно! — обрадовался Лендел. Если Диоген лез в бочку не из нищеты, а из тщеславия, то Лендел лез в бутылку вообще просто из‑за неверно воспринятой информации. При этом не в бутылку, а действительно в западню. — Я говорил тебе: в системе человек–машина одинаково важны как первый, так и второй элементы. — Лендел хищно пробежал взглядом по заложникам, и его длинный нос дрогнул. — Но любую систему ведет человек, Эл. — Лендел нервно хихикнул. — Мы это недооценивали. Представь редкостный, великолепный, божественный инструмент. Ну хотя бы скрипку, Эл. Любой дурак сможет извлечь из нее звуки, сотня или даже тысяча сыграет сносно: десяток — отменно, но только один–единственный сыграет божественно! Понимаешь? Я говорю об эксперте, о гении программных импровизаций, о человеке, который, как никто, владеет своим уникальным компьютером. Теперь до тебя дошло? — Лендел наслаждался эффектом, хотя не забывал следить за прикрытой дверью. — У меня хорошая голова, Эл. Вы все недооценили мою голову. Вы пошли на поводу у легенды, забыв об эксперте. Вы решили убить его машину, а убивать надо создателя. Так вернее. Дело не в машине, а в человеке.
