Кугель невольно сделал шаг вперед, затем, вспомнив, что ему грозило со стороны Бубача Анга, остановился, чтобы проверить, где тот сейчас находится. За лужайкой возвышался семиэтажный дворец, на каждом этаже которого была терраса с садом, с виноградными лозами и цветами, спускавшимися прямо по стенам. Сквозь окно Кугель мельком увидел богатую мебель, прекрасные бронзовые и серебряные канделябры, мягкие движения служанок. В павильоне перед дворцом стоял человек с ястребиными чертами лица, с коротко подстриженной золотистой бородой, одетый в желтые и черные одежды, с золотыми эполетами. Одной ногой он стоял на небольшом каменном возвышении, положив обе руки на колено, глядя на Кугеля с выражением явной неприязни на лице. Кугель задумался: мог ли это быть Бубач Анг с его свиным рылом? Неужели этот семиэтажный великолепный дворец — жалкая лачуга Радкута Бомина?
Медленно Кугель перешел лужайку и подошел к павильону, освещенному канделябрами. Столы ломились от мясной пищи, соусов и приправ, гарниров, какие только можно было себе представить, и желудок Кугеля, в котором не побывало ничего, кроме плавней и копченой рыбы, настоятельно потребовал, чтобы он подошел к этим столам. Он переходил от стола к столу, пробуя понемногу от каждого блюда, и нашел, что все они высшего качества.
— Может быть, я и продолжаю поглощать копченую рыбу и чечевицу, — сказал сам себе Кугель, — но многое можно сказать по поводу того волшебства, с помощью которого они стали столь изысканными деликатесами. Да уж, судьба человека может быть значительно хуже, чем если провести остатки дней своих в Смолоде.
Как будто Фрикс прочитал эту его мысль, потому что немедленно впился в печень Кугеля всеми своими когтями и жалами, и тот с горечью вспомнил Никоню, Смеющегося Мага, и еще раз повторил свои клятвы мести.
Оправившись от боли, он пошел туда, где сады заканчивались, уступая место парку. Он посмотрел через плечо и увидел, что принц с ястребиными чертами лица в желтом и черном идет вслед за ним, причем с явно угрожающими намерениями. В тумане парка Кугель заметил какое-то движение, и ему показалось, что он видит несколько вооруженных воинов.
Кугель вернулся на лужайку, и Бубач Анг вновь пошел вслед за ним и остановился, мрачно глядя на Кугеля, перед дворцом Радкута Бомина.
— Совершенно очевидно, — громко сказал Кугель для Фрикса, — что мне не удастся покинутъ Смолод сегодня ночью. Естественно, мне не терпится доставить касп Никоню, но если меня убьют, ни касп, ни восхитительный Фрикс никогда уже не вернутся в Элмери.
Фрикс больше не дергался. А теперь, подумал Кугель, где же провести ночь? Семиэтажный дворец Радкута Бомина явно предлагал удобное и надежное убежище и для него, и для Бубача Анга. На самом же деле, однако, оба они будут находиться в тесной маленькой комнатке с одной единственной подстилкой из сырого тростника вместо пастели. Задумчиво, с сожалением Кугель закрыл свой правый глаз и открыл левый.
Смолод был таким же, как прежде. Уродливый Бубач Анг скрючился у двери в избушку Радкута Бомина. Кугель сделал шаг вперед и ловко поддал носком сапога Бубачу Ангу под ребра. От удивления и шока оба глаза Бубача Анга открылись, и соперничающие между собой видения вызвали в его мозгу паралич. В темноте взревел безбородый крестьянин и понесся вперед, высоко подняв мотыгу над головой, так что Кугель с сожалением отказался от своего плана спокойно перерезать горло Бубачу Ангу. Вместо этого он быстро скользнул в избушку и как следует запер за собой дверь.
Потом он опять закрыл свой левый глаз и открыл правый. Он стоял в великолепном вестибюле дворца Радкута Бомина, дверь которого была заперта перекрещивающимися железными балками. Перед дворцом золотоволосый принц в желтом и черном с холодным высокомерием и достоинством поднимался с земли. Подняв руку в благородном негодовании, Бубач Анг перекинул свой плащ через плечо и отправился к своим воинам.
Кугель стал ходить но всему дворцу, с удовольствием осматривая его. Если бы не беспокойный Фрикс, не было бы никаких причин торопиться начинать полное опасностей путешествие обратно, в долину Кзана.
Кугель выбрал для себя роскошную спальную комнату с окнами на юг, сменил свою богатую одежду на шелковую ночную пижаму, уселся на кровать с бледно-голубыми шелковыми простынями, лег и в ту же секунду уснул.
Наутро он с трудом начал соображать, какой же глаз следует открыть. Кугель подумал, что неплохо бы завести повязку, чтобы закрывать ею глаз, которым не надо пользоваться в настоящий момент.
При дневном освещении дворцы Смолода выглядели еще роскошнее, чем ночью, и сейчас вся площадь была запружена принцами и принцессами несказанной красоты.
Кугель оделся в красивые одежды черного цвета, скрасив их зеленой шляпой и сандалиями того же цвета. Он спустился по витой лестнице в холл, отпер дверь и вышел на площадь.
Бубача Анга нигде не было видно. Другие жители Смолода приветствовали его с вежливостью, а принцессы — с теплотой, явно показывая, что он им понравился. Кугель отвечал так же вежливо, но не заигрывая: даже волшебные каспы не могли заставить его позабыть жирные туши со спутанными волосами, которыми являлись все женщины Смолода.
Он позавтракал изумительными блюдами, затем вернулся на площадь, чтобы обдумать план своих дальнейших действий. Быстрый осмотр парка показал ему, что воины Гродза были начеку. Так что в настоящую минуту побег был невозможен.
Аристократы Смолода анялись своими делами. Некоторые из них отправились на прогулку по прекрасным зеленым лугам, другие отправились кататься на лодках по прекрасной реке к северу. Старейшина, принц умудренный и величавый, сидел на скамье из оникса и был погружен в раздумья.
Кугель приблизился к нему. Старейшина поднялся со скамьи и отсалютовал Кугелю со сдержанной сердечностью.
— Мои раздумья нелегки, — объявил он, — несмотря на то, что законы были соблюдены, и учитывая, что ты совершенно не знаком с нашими обычаями, я все же чувствую, что была совершена определенная несправедливость, и я не знаю, как исправить ее.
— Мне кажется, — сказал Кугель, — что сквайр Бубач Анг, хоть несомненно и достойный человек, нарушает дисциплину и тем самым подрывает уважение к Смолоду. По моему мнению, ему только на пользу пошло бы, если бы он еще несколько лет пробыл в Гродзе.
— В том, что ты говоришь, что-то есть, — ответил старейшина.
— Небольшие самопожертвования иногда бывают необходимы для благосостояния всех. Я, например, определенно чувствую, что если бы такой вопрос возник, ты с радостью отдал бы свой касп и согласился бы начать жизнь в Гродзе. В конце концов, что такое несколько лет жизни? Они пролетят мимо, как бабочки.